в руку. Он испускает стон, и я улыбаюсь.
— Значит, довольно близко к моей реальной версии, да?
Он откидывается на спину.
— Ага. Очень даже. о, Боже!
Я проделываю дорожку из поцелуев вниз по его шее. Провожу зубами по его щетине и пробую его кожу на вкус. Целую его адамово яблоко, и он издает протяжный низкий стон. Мне щекотно от этого звука на губах. Все это время я ласкаю его через плотную ткань. Провожу руками по подрагивающим мышцам.
Он мечется между тем, чтобы наблюдать, как я медленно спускаюсь по его торсу и тем, чтобы просто откинуться на кровати и сыпать проклятиями.
Когда я дохожу до его пупка, он перестает дышать.
— Все хорошо?
— Ага, — говорит он натянутым голосом. — Более чем. Просто… пытаюсь не опозориться.
— Это невозможно.
Я спускаю его нижнее белье, и он приподнимает свои бедра, чтобы помочь мне снять их.
И затем, вот и он.
Он наблюдает за тем, как я смотрю на него. Он такой знакомый, но такое ощущение, что эти воспоминания из моих снов. Я пробегаюсь пальцами по его контуру. Обхватываю рукой его идеальную толщину.
Он всегда был таким идеальным. В прошлом, я думала, что моя неопытность повлияла на мое восприятие, но сейчас, когда у меня уже были другие мужчины, ни один из них не идет в никакое сравнение.
Я была наивной, сравнивая их.
Я наклоняюсь и слегка касаюсь губами его шелковистой кожи. Он стонет, и я понимаю, что долго он так не выдержит. Мышцы его живота уже подрагивают.
Я использую свой язык, и его тело чуть ли не вибрирует от сдерживаемого самообладания. Когда я беру его в рот, я едва ли успеваю насладиться ощущениями, прежде чем он стонет и отстраняет меня в сторону.
— Боже… нет. Нет, нет, нет, нет! — Он сжимает свою челюсть, и стонет, пока кончает на свой живот и грудь. Я завороженно наблюдаю. Это всегда было настолько обильно? Или так выглядит чрезмерная сексуальная неудовлетворенность?
Боже мой!
Когда он заканчивает, он делает резкие и прерывистые вздохи, и накрывает свое лицо руками.
— Блин, Кэсси. Прости.
Я убираю его руки с лица, и целую его.
— Не извиняйся. Это было… впечатляюще. Как будто спецэффект. Мы можем повторить?
Он смеется, пока я беру салфетки с его прикроватного столика.
— Ты просишь разрешения на то, чтобы заставить меня снова кончить таким образом? Хммм, дай-ка подумать.
Даже, когда я вытираю его, его член все еще реагирует и с гордым видом увеличивается у меня на глазах.
— Ну, я просто проявила вежливость. Знает Бог, ты начинаешь беситься, когда я заставляю кончать тебя против воли.
— Это было всего раз. И то только, потому что я был смущен. Сам оргазм был как всегда умопомрачительным.
— Таким же умопомрачительным, как тот, который был у тебя только что?
— Нет. Не думаю, что что-нибудь может превзойти этот. Никогда.
Я скольжу вверх по его телу и целую его.
— Принимаю это за вызов.
Теперь я уже вижу небольшой страх.
— Боже помоги мне.
Мы целуем и прикасаемся к друг другу с большей уверенностью, и пусть мы уже достигли высшей точки нашего желания, она воспламеняется вновь. От чего движения наших рук только ускоряются, а прикосновения становятся грубее. Наши губы полны нежности, но все остальное охвачено желанием, побуждающим нас сделать последний шаг, чтобы скрепить наше воссоединение.
Это именно тот этап, который заставляет меня нервничать. Я хочу его так, как никого никогда не хотела, но если я и начну паниковать, то только тогда, когда он окажется внутри меня.
Боль, причиненная тем, что он занимался со мной любовью перед своим отъездом, запечатлена в тех уголках моей памяти, которые все еще ноют от боли при воспоминаниях об этом.
Конечно, в этот раз он тоже уедет, но уже с намерением вернуться. Обещаниями вернуться. Он ласкает меня так, что я верю, что если он не будет этого делать, то задохнется. Верю, что я его – кислород.
Я отброшу беспокойство и сосредоточусь на нем. Это достаточно легко. Он достаточно талантлив в том, какими способами отвлечь меня.
Когда он нависает надо мной и работает своими волшебными пальчиками, мое самообладание достигает апогея. Во мне есть острая боль, которую не удовлетворить ни пальчиками, ни пустыми оргазмами. Она требует его. Всецело. Я говорю ему об этом, пока он роется в ящике тумбочки в поисках презерватива. Когда он садится на свои колени, чтобы надеть его, я целую его в грудь. Поглаживаю его плечи. Я словно не могу перестать прикасаться к нему.
Он одобрительно стонет и толкает меня на спину, и когда он опускается на меня своим полным весом и целует меня, я протягиваю руку между нами, побуждая его войти в меня.
Он замирает, когда осознает, что находится внутри меня, а затем выражения удовольствия, удивления и чего-то похожего на благодарность загораются на его лице.
Он заключает мое лицо в ладони.
— Ты уверена, что хочешь этого? Еще не поздно остановиться.
— Уверена, — отвечаю я, поглаживая его спину. — Ты мне нужен.
— Ты говоришь это, потому что я уезжаю?
— Нет. Я говорю это, потому что устала это отрицать.
Он нежно целует меня и входит в меня еще глубже. Мы оба вбираем в себя воздух.
— Кэсси…
— О, боже…
Он опускает голову мне на плечо, и мы просто дышим.
— Я забыл, — шепчет он. — Как я мог забыть, каково это? Господи.
Он двигается вперед-назад, крошечными движениями проникая все глубже и глубже. Я закрываю глаза и хватаюсь за его плечи. Он – не единственный, кто забыл. И как я раньше справлялась со всеми этими эмоциями, которые бурлят внутри меня? Такое ощущение, что я сейчас взорвусь.
Его бедра продолжают двигаться вперед-назад, с каждым движением наполняя меня все больше и больше. Я завороженно наблюдаю за тем, как выражения неверия на его лице трансформируется в благоговение, и, наконец, на его лице читается любовь. Больше, чем когда-либо. Как я прожила так долго, не ощущая на себе такого взгляда?
Когда его бедра наконец замирают напротив моих, я просто обвиваю его ногами и крепко держу его. Я чувствую, как моя паника закипает и нарастает, но я не хочу, чтобы это заканчивалось, потому что после всего этого – он уйдет. Он уйдет и я буду опустошенной,
