войско, предводимое трокским воеводой Николаем Радзивиллом Рыжим. Русские не успели ни надеть свои доспехи, ни устроиться в полки. Местность случилась лесистая и тесная, так что развернуться было негде; а литва, ударив на передовой отряд, тотчас его разгромила и погнала назад на главную рать, которая тоже смешалась и дала тыл. Поражению способствовала смерть главного воеводы князя Шуйского, который пал вместе с двумя князьями Палецкими; а воеводы Плещеев и Охлябинин попали в плен. Но так как дело произошло к ночи, то большая часть войска успела спастись и ушла в Полоцк. Таким образом, 50 лет спустя после великой Оршинской битвы около тех же мест произошло новое, хотя не столь тяжкое, поражение русской рати, которое уменьшило радость о завоевании Полоцка (как тогда Смоленска). Это поражение послужило для нас началом многих других неудач. Между прочим, вслед за ним князь Андрей Курбский, один из лучших московских воевод, изменил Иоанну и убежал в Литву[41].
Дело в том, что уже произошла важная перемена в самом московском правительстве: наступила печальная эпоха казней и опричнины.
VII
Эпоха казней и опричнины
Перемена в отношении Сильвестра и Адашева. — Кончина Анастасии. — Опала советников. — Второй брак царя. — Новые любимцы и начало боярских казней. — Поручные записи. — Бегство Курбского в Литву и его переписка с Иваном Васильевичем. — Кончина митрополита Макария. — Странный отъезд царя. — Учреждение опричнины и ее характер. — Александровская слобода. — Так называемая борьба с боярским сословием. — Игумен Филипп Колычев. — Поставление его на митрополию. — Его обличения тирану и низложение. — Убиение Владимира Андреевича. — Царский погром Великого Новгорода. — Страшные московские казни. — Нашествие Девлет-Гирея на Москву. — Повторные браки Ивана Васильевича. — Симеон Бекбулатович. — Переговоры с Елизаветой Английской о союзе. — Послание кирилло-белозерскому игумену
Как 1547 год явился резким переломом в царствовании Ивана IV — переломом от бедственного времени к целому ряду славных деяний внешних и важных мероприятий внутренних, так и 1560 год представляется — если не столь резкой, все-таки заметной — гранью между блестящим тринадцатилетним периодом Иоаннова царствования и последующей печальной эпохой его тиранства. Такие яркие противоречия и перемены в жизни и деятельности одного и того же государя были бы странны и непонятны, если бы мы не имели достоверных исторических свидетельств о том благотворном влиянии, которое оказывали на молодого царя иерей Сильвестр и Алексей Адашев, и о том близком участии, которое эти два незабвенных мужа принимали в делах правления в означенный тринадцатилетний период. Сильвестр действовал на Иоанна по преимуществу своим строгим, учительным словом, взывая постоянно к христианской добродетели, к чистоте душевной и телесной и напоминая о неподкупном правосудии Царя Небесного, перед которым нет изъятия для царей земных. Адашев с юности привлекал Иоанна своим светлым умом и кротким характером. Незаметно, чтобы оба этих мужа пользовались своей близостью к государю в личных видах, то есть стремились бы к почестям и накоплению богатств: Сильвестр все время оставался протоиереем придворного Благовещенского собора и даже не сделался царским духовником; Адашев только в 1556 году достиг сана окольничего. Влияние их сказывалось в общем направлении государственных дел, и особенно в назначениях на правительственные места воевод и наместников, а также в раздаче поместий и кормлений. Отсюда понятно, почему около этих неродовитых людей собралась многочисленная партия из старых знатных родов. Естественно было, что Сильвестр и Адашев хлопотали по преимуществу в пользу лиц, связанных с ними приязнью или чем бы то ни было; но нет оснований предполагать, чтобы они в этом случае злоупотребляли своим влиянием и выдвигали большей частью людей недостойных; ибо дела правительственные шли при них хорошо, даже не слышно обычных жалоб народа на неправосудие и обиды от сильных людей.
При упоминании о блестящем периоде Иоаннова царствования с именами Сильвестра и Адашева обыкновенно связывается еще третье имя — супруги царя Анастасии, и не напрасно. Самый этот период продолжался ровно столько лет, сколько Анастасия прожила на свете супругой Ивана IV; отсюда ясно, как велико было ее умиротворяющее влияние на страстную, порывистую натуру царя, который, по всем данным, любил ее очень сильно. Заслуга Анастасии Романовны перед Россией тем возвышеннее, что после известного случая в 1553 году, когда часть бояр — преимущественно сторонники Сильвестра и Адашева — отказывалась присягнуть ее сыну-младенцу, она едва ли питала особое расположение к сим двум мужам. Не видно, однако, чтобы она старалась воспользоваться любовью мужа для их свержения или для возвышения их противников. Хотя источники исторические (например, Курбский) относят к числу этих противников ее братьев, Данила и Никиту Романовичей, но и с их стороны не знаем каких-либо особых враждебных действий против главных царских советников, и они все время ограничиваются довольно скромным значением при дворе и в делах правительственных.
Помянутый случай во время болезни Ивана IV не изменил тогда же его отношений к Сильвестру и Адашеву, и около семи лет после того продолжалось их влияние на управление. Хотя Иоанн и сохранит неприятное воспоминание о сем случае, но, очевидно, не это обстоятельство послужило главной причиной его охлаждения к своим советникам и привело к полному с ними разрыву. Такой причиной была сама страстная натура Иоанна, глубоко испорченная небрежным воспитанием, дурными привычками и тревожными впечатлениями детства. В тяжелый момент, в дни московских пожаров и мятежа, захваченный врасплох и напуганный кровавым призраком народного мятежа, нервный юноша поддался обаянию сильных, как бы вдохновенных речей и увещаний иерея Сильвестра и быстро изменил свое поведение. Последующие успехи в делах государственных, особенно покорение Казани и победы над крымцами, разумеется, укрепили и усилили значение его советников. Но подобные натуры не могут совершенно переродиться. Дурные стороны характера, притихшие на время, мало-помалу пробились снова наружу и потом возобладали с неудержимой силой. При деспотических наклонностях, при понятиях о своей неограниченной власти, наследованных от отца и деда и усиленных преданиями византийскими, Иоанн начал все более и более тяготиться своими советниками. Его стала беспокоить мысль, что советники не дают ему ни в чем воли и продолжают им руководить, как будто он все еще остается несовершеннолетним. Вероятно, и со стороны Сильвестра также дело не обходилось иногда без излишнего усердия или увлечения своей ролью наставника и руководителя; так, он, по некоторым данным, хотя и с благими целями, но, может быть, не в меру вмешивался в самый домашний быт государя, стараясь подводить его образ жизни и времяпровождение под известные
