заметили. И чтобы надолго здесь не задерживались.
Мне снова повезло. То ли это была награда за утренние нервы, то ли Многоликий сжалился над невезучей попаданкой, но Наташа (а это была она), недолго выбирала книги. Взяв то, что ее интересовало, сразу ушла.
Пронесло!
— А теперь давай кабанчиком к себе, — материализовался поблизости Виньецкий. — На тебя жалко смотреть.
— В курсе!
Пригладив растрепавшиеся в пылу тренировки волосы, поспешила в княжеские покои. Успела обмыться, переодеться и причесаться, когда в комнату вдруг постучали.
— Входите!
Оказалось, что Андрей. Я уж было испугалась, что он вернулся, чтобы продолжить утренние вольности, но, судя по выражению лица мужа, ему сейчас было не до любовных прелюдий и вольностей.
— Меня срочно вызывают в столицу.
— Что, опять?!
Мне бы порадоваться, что рядом не будет этого ходячего искушения, но на языке вертелись одни нецензурные выражения.
— Ты же только вернулся!
Мрачно усмехнувшись, Воронцов ответил:
— На завтра на вечер назначен военный совет. Будет лучше, если мы уже сейчас начнем собираться.
— Мы?
И что за, черт побери, военный совет?
— Тебя император тоже желает видеть в Московии. Скоро состоится помолвка его высочества. Приглашены все Воронцовы.
♡ Глава шестнадцатая, про доверие, хаоситов и матримониальные неожиданности
Я смотрела в окно столичного дома и не могла отделаться от ощущения, что уже успела прожить одну жизнь и теперь проживала другую.
Впрочем, так оно и было. Ну посудите сами, я попала в этот мир не так уж давно, но уже успела всё: выйти замуж, распрощаться с не в меру властным и порой ту… не слишком умным «папенькой», побывать в Черноморье, при этом дважды едва не погибнув, а еще успешно отбиться от поползновений навязанного мужа…
И вот теперь я снова в Московии. Вроде бы недавно покидала столицу, но чувство такое, будто страницу жизни перелистнула или вышла на новый уровень, как в компьютерной игрушке. Столько событий за такой короткий отрезок времени и все словно обухом по голове…
На Земле жилось намного спокойнее и, если совсем по-честному, комфортнее. Там не нужно было переживать, что в любую минуту раскрою не только свой дар, но и то, что я, по сути, в этом мире нелегалка.
Там у меня были родные, мои самые лучшие и любимые… Там я была собой! Просто Машей Семеновой. Здесь же мне приходится играть навязанную роль и изображать ту, которой я не являлась.
Я скучала по семье. Я бесконечно скучала по маминому смеху, ее теплым объятьям, чуть колючем поцелуе в щеку папы, иронии бабушки, которая любила пошутить на тему моих женихов.
Женихов, которых не было…
Я не ощущала себя в этом мире своей. И несмотря на то, что почти всегда кто-то находился рядом, была одинокой. Андрей и его семья не в счет. Я не верила, что он поменял мнение относительно Софьи-пустышки. А то, что последние пару дней так старательно за мной ухаживал… Стопроцентно у него какие-то свои мотивы, мне неведомые. И уж тем более я не верила, что меня безоговорочно приняли в семью. Не приняли! Да и сама я не стремилась быть принятой.
Я рвалась вернуться домой, туда, где моя жизнь понятна, распланирована, где нет императоров с их указами, нет придурка цесаревича, который должен взойти на престол. Одна лишь мысль об Игоре в роли правителя вызывала внутри бурю протеста. Ну какой из него император? Он же утопит русские земли в крови!
Вряд ли женитьба на бритской принцессе его изменит.
Мысли об этой… еще некоронованной меня тоже, к слову, страшно злили. Как о ней отзывался Андрей! И продолжает отзываться. Всю дорогу соловьем пел: ах, ее высочество такая и этакая… Умная, яркая, великолепная! И как же ей бедненькой не повезло с венценосным кобелем.
Вот и шел бы к ней, а меня не трогал! Перестал целовать и соблазнять. У меня и без их соблазнений и помолвок дел по горло.
Едва не застонала, вспомнив, о своих проблемах с магией. Только вчера, казалось, выжала из себя все, что могла выжать, и опять, что называется, двадцать пять. Огненная стихия снова требовала выхода. Не знаю, сколько еще смогу прикидываться пустышкой.
Сегодня, например, я едва себя не раскрыла. А всё из-за чертовых порталов, от которых мне, по идее, должно становиться плохо. А вот не было плохо! Пришлось изображать умирающего лебедя, которого буквально распирало от магии. Едва в столичный дом прибыли, как я заперлась в покоях, проквакав, что меня тошнит и все такое.
Ещё и Чет опять непонятно куда провалился. Второй день его уже ни видно, ни слышно. Когда рядом был князь, аджан осторожничал и старался лишний раз не высовываться. А мне помощь его нужна! Нужно искать новое место для тренировок.
Последние несколько минут я стояла у окна, мысленно взывая к аджану, но он всё не появлялся. Мне хотелось не то рычать, не то плакать, а может, и паниковать. Как я без своего рогатого помощника буду? А если он совсем ушел и больше не вернется?
Шмыгнула носом, не сдержалась, и слезы побежали по щекам. Так и стояла, глотая соленые капли, и думала о том, что такой одинокой я себя еще не чувствовала никогда.
Если останусь без своего аджанчика, это ж вообще будет полный аут.
— Ну вот, опять ты за старое! Только возьму выходной, как ты тут же сырость разводить начинаешь!
Я резко обернулась на голос, донесшийся из другого конца спальни. Радостно взвизгнув, бросилась к кровати, желая скорее обнять своего чертяку.
— Эй, ты чего? — растерянно пробормотал тот, когда я сжала его в объятьях. — Манечка? Приболела? Может, послать за лекарем?
Это уже что-то новенькое. Манечкой он меня еще не называл, как и я раньше никогда его не обнимала. Но тискать аджана оказалось приятно. Мягкий, пушистый, почти не упирается.
— Ты чего раскисла? Опять слезоразлив открыла…
— Я… — всхлипнула и еще сильнее прижалась к пахнущему дымом, костром и самую малость гарью хранителю. — Думала, ты не вернешься.
— Можно подумать, у меня выбор есть, — буркнул Чет.
А я вскинула голову и, перекрыв слезоразлив, недоуменно спросила:
— В смысле?
— Ну сама посуди, на кого я тебя бестолковую и такую слезливую оставлю? Ты ж без меня пропадешь! Как пить дать пропадешь. — Он тяжело вздохнул и продолжил сокрушаться: — Вон стоило на пару дней исчезнуть, так ты уже сопли развесила, обниматься лезешь…
Обниматься я тут же перестала. Оставила его в покое и даже отодвинулась на два шага.
— Раз
