Но даже она не скрыла раздавшегося следом:
– Наверняка на очередное свидание позовёт!
– Может, леди Авель уже хоть сегодня согласием ответит?
– Ой, что-то я сомневаюсь…
И вся прислуга, горестно вздыхая и приговаривая что-то про непутёвую меня, удалилась.
Я дождалась, пока стихнут их шаги в коридоре, посидела ради приличия ещё немного и только затем поднялась, стараясь сдерживать охватившее меня нервное возбуждение.
Максимально оттягивая мгновение, подняла со стола оказавшийся тяжёлым букет, поднесла к лицу, вдохнула едва уловимый сладковатый аромат, прикрыв глаза.
Третий букет за неделю.
Восьмое свидание за две.
Развернув белоснежный конверт, прочла выведенные знакомым почерком слова:
«Городской парк, сегодня в восемь. Оденься теплее»
Подписи не стояло. Кстати, и сам конверт подписан не был, но домочадцы и не сомневались в личности отправителя. Собственно, как и я.
* * *
До назначенного часа я старательно убеждала всех вокруг, и себя в том числе, что мне абсолютно и совершенно всё равно, и что жадных взглядов прислуги я вот совсем не замечаю, как и папину улыбку, которую он старательно давил в уголках губ. Уверена, Аббель бы тоже поулыбалась, будь она дома.
Так вышло, что Ахаир оказался серьёзно настроен и обещаний на ветер не бросал. И раз он сказал, что возьмёт Бель в жёны, то так и не успокоился.
Не успокоился, когда его задержали и допрашивали.
Не успокоился, когда Анаэль вышвырнул его из страны и именем короля запретил пересекать границу государства.
Не успокоился, когда Анаэль выгнал его во второй раз, и в третий, и даже когда обещал перекрыть магический источник и заточить в камень.
Ахаир всё равно добрался до Бель. И с соблюдением всех традиций попросил у нашего папы руки младшей дочери. Отец бы не дал согласия никогда в жизни, но одного взгляда на Аббель ему хватило, чтобы разглядеть в глазах моей сестры любовь. Так что… да, она сейчас знакомится с семьёй Ахаира. Сам он, кстати, продолжает хранить молчание и отказывается рассказывать, где Д'Арх и как они смогли эту аферу провернуть.
– Прекращай мучить мужика, – напутствовал папа, когда я покидала дом.
Проводить меня вышли… все, и, выражая согласие со словами лорда Авель, кивали тоже все.
Я только лишь головой покачала, махнула всем рукой на прощание и поторопилась в экипаж, нанятый Анаэлем и уже ожидающий у порога.
Дорога до городского парка заняла чуть больше четверти часа, а стоило мне выбраться на улицу, как в то же мгновение дыхание перехватило.
Потому что парк в центре Мауборна… сиял. Сиял и горел сотней, тысячей огней, переливающихся с золотого на розовый вдоль дорожек, на укрытых снегом деревьях, в кустах… зелёных и цветущих! То есть их все кто-то взял и из спячки выдернул, пробудив!
И я даже знаю, кто.
Но возмущение вспыхнуло и исчезло, сметённое неконтролируемым восторгом.
Потому что, стоило мне ступить на освещённую, вычищенную от снега тропинку, как где-то там, в глубине парка, заиграла нежная, невозможно красивая музыка. Присмотревшись, я с изумлением обнаружила музыкантов, как и всё здесь окутанных загадочным, чарующим сиянием.
Со следующим моим шагом к мелодии присоединились и птицы. Их я выискивала уже дольше, а когда наконец нашла, удивилась ещё сильнее, потому что все поющие птицы оказались мёртвыми! Но это ничуть не мешало умертвиям петь, умудряясь попадать в мелодию и не портить, а дополнять её.
Ещё шаг – и меня окутало лёгким цветочным ароматом.
И я шла, не в силах сдержать улыбки, да и не пытаясь, если честно.
Шла, шла и шла, наслаждаясь вечером, пока, наконец, не отыскала того, кто всё это и организовал.
Анаэль… Анаэль был бесконечно прекрасен. В чёрном костюме и лакированных туфлях, с кривоватой улыбкой на губах и восторженным взглядом, направленным чётко на меня.
Я приблизилась, улыбаясь уже открыто и очень счастливо, и ничуть не удивилась, когда некромант вытащил из-за спины огромный букет в этот раз белоснежных роз, а из кармана небольшую чёрную коробочку и со всем этим великолепием опустился на одно колено.
Вот только вместо положенного «Выходи за меня» или «Стань моей женой» я услышала:
– Все кусты я ещё утром выкупил у города и они сразу же отправятся в оранжерею, когда ты согласишься стать моей женой. К слову, до тех пор парк никто не покинет: ни растения, ни музыканты, ни мы с тобой. У тебя нет выбора, любимая.
Похоже, что так.
Но меня это не обижало и не задевало.
– Хорошо, – я не могла перестать улыбаться, – считай, что ты победил.
– Ты согласна стать моей женой? – Не поверил Анаэль в такую лёгкую победу.
А мне было слишком хорошо и радостно, чтобы и в этот раз мучить его отказом или ожиданием.
– Да, – кивнула, – да, Анаэль.
В тот же миг некромант вскочил на ноги, вручил букет слегка оторопевшей мне и, пока я на цветы смотрела, натянул на мой безымянный палец сверкающий золотой ободок с крупным прозрачным камнем в центре.
– Успел, – просиял Редман улыбкой.
И только после этого освободил меня от букета, чтобы не очень аккуратно отшвырнуть его на ближайшую лавочку.
Широкие, тёплые ладони обняли моё лицо.
– Наконец-то, – прошептал склоняющийся к моему лицу мужчина.
Но поцелую нашему помешали внезапно загремевшие многочисленные аплодисменты. Вздрогнув от неожиданности, я перевела взгляд в сторону и с удивлением поняла, что аплодирует высунувшийся из всех выходящих на парк окон городской совет, причём выглядели все такими радостными, счастливыми…
– Чего это они? – Не поняла я.
Анаэль сначала словно бы и не хотел говорить, но затем нехотя признался:
– Были в курсе следующего плана по твоему покорению, если бы этот провалился.
Крайне заинтригованная, я повернула голову, посмотрела на Редмана сначала вопросительно, затем задумчиво…
– Поздно, – мигом пресёк он мои ещё даже не начавшиеся попытки забрать своё «да» назад и посмотреть, на что ещё у некроманта фантазии хватит.
– Что там за план? – Интересно до ужаса было.
Мой жених улыбнулся.
– С морскими русалками, драконом и армией умертвий.
Ну и я сразу поняла, почему совет так радуется моему согласию.
А вот Анаэлю их радость по душе не пришлась и, улыбнувшись крайне пакостливо, он голову повернул и крикнул:
– У меня ещё брат есть!
Аплодисменты самым невозможным образом резко стихли, сменившись на слаженный горестный стон.