Трое уцелевших лозимонцев остановились и вновь встали плечо к плечу посреди темной улицы дальше за толпой. Они покачивались на носках, смотрели и выжидали. Свечник Бембо, другой сосед Фьяметты, поднял повыше факел, откуда-то появились новые факелы – Фьяметта не поняла откуда. Их зажигали друг о друга.
Лоренцетти вгляделся, ахнул и пробормотал:
– Так это же Ури Окс, швейцарец Сандрино?! Я играл с ним в кости. Он погиб и остался должен мне дукат… Эй! Ури!
Ури весело отсалютовал ему рукой с мечом в ответном приветствии, Лоренцетти попятился, дико глядя на него и развел руками в поклоне:
– Самые лучшие мои пожелания. Эй там, дорогу!
Повинуясь его жесту, толпа раздалась, и лозимонцы внезапно оказались между двумя рядами своих жертв. Наступила странная внезапная тишина, ничем не прерванная. Затем в воздухе промелькнул булыжник, брошенный разгневанным юношей. Камень лязгнул о нагрудник лозимонца и отскочил. Лозимонец зашатался. Ури пошел по улице между двумя людскими шеренгами, Тейр и Фьяметта, взявшись за руки, будто дети в темноте, шли за ним, не отставая. Толпа взревела – словно пламя в горне, подумала Фьяметта. Лозимонцы повернулись и пустились наутек – на этот раз окончательно, даже не поглядывая через плечо.
По улицам эхом разносились крики. В домах со стуком распахивались ставни на верхних этажах, в окна высовывались головы, увенчанные ночными колпаками. Раздавались возгласы удивления и страха. Фьяметта оглянулась. Люди двигались за ними, сначала по двое, по трое, затем потоком, затем – могучей рекой. Распахивались двери, из них выбегали мужчины. Замелькали ножи и кинжалы, а у некоторых нашлись и мечи. Оружием стали и орудия мирного труда – топоры и молоты, мотыги, кирка, заржавелый серп, и просто дубинки. К идущим присоединилась толстуха с большой чугунной сковородой в руке. Еще и еще факелы, поднятые высоко над головами. Фьяметта понятия не имела, за кем, по их мнению, следовали люди в задних рядах, но они шли не то на смотр, не то на бой, воодушевленные, полные злобы и решимости, ничего толком не понимая.
А она-то думала, что они бесшумно проберутся по улицам Монтефолье под покровом ночного мрака. Впрочем, Ури вряд ли мог бы остаться незаметным, багряно светясь в темноте. Если инквизиция когда-нибудь решит судить ее за то, что было проделано нынче, свидетелей найдутся тысячи.
Молния расколола небо. Первые редкие крупные капли дождя упали на запрокинутое лицо Фьяметты.
На Ури они тотчас закипали, и вокруг него закурились струйки пара. Увлажнившийся поблескивающий булыжник шипел у него под подошвами. «Слишком холодный!» – мысленно сказала Фьяметта дождю. – «Остановись, перестань, еще не время!» Они подошли к подножию холма и начали подниматься к воротам замка. И никакой надежды пробраться туда тайком, захватить Ферранте врасплох. Лозимонские солдаты уже бегали по стенам, зажигая факелы. Она услышала скрип опускаемой решетки. И тут же тяжелые дубовые створки ворот захлопнулись с гулким стуком, на который эхом отозвался раскат грома над черным озером.
– Нет! – отчаянно вскричала она. – Что нам делать? Ферранте просто переждет, пока… пока…
Ури улыбнулся ей через плечо:
– Посмотрим. – Он остановился в нескольких шагах от ворот. Сверху в него пустили стальную стрелу из арбалета, она ударилась о его плечо и впилась в металл. Он пожал плечами, смахнул ее точно жалящего слепня и продолжал осматривать ворота. – Фьяметта, согрей меня! – сказал он.
– Пиро, – произнесла Фьяметта, с трудом восстанавливая заклинание, приводя в порядок непослушные мысли. Но такая привычная формула помогла ей успокоиться. – Пиро. Пиро.
Ури поднял руку с мечом:
– Пока достаточно. – Он подошел к дубовым створкам и прислонился к ним. Дерево затлело, а потом заполыхал огонь. Он засунул руки в обугленную дыру и начал выламывать и выщипывать доски, словно древесина была совсем трухлявой. Горящие щепки полетели во все стороны. Фьяметта и Тич кинулись от ворот и пригнулись во рву.
Ури вошел в темный проход между двумя башнями. Дальше вход во двор перегораживала решетка. Из отверстия в стене перепуганный насмерть лозимонский солдат опрокинул на Ури котел горящего масла.
Ури откинул голову и захохотал, будто затрубили в бронзовые трубы. Он поворачивался под огненным потоком, словно человек – под освежающими струями водопада. Неведомо в каком припадке отчаяния лозимонцы вылили на Ури второй котел, потом третий, и только тогда кто-то из офицеров сообразил, что от этого им нет никакой пользы. Языки пламени плясали на сверкающем теле Ури, а он, точно саламандр, подошел к решетке.
Он просунул руку с мечом между прутьями, обхватил один и рванул. Чугунный прут с треском переломился, потом еще один, и еще, пока Ури не смог пройти между оставшимися, расправив плечи. Фьяметта подобрала юбки и побежала за ним через пламя, угасающее на полу прохода. Тейр бежал за ней, но остановился и двумя-тремя точно рассчитанными ударами молота расширил проход в решетке для тех, кто следовал за ними. А за ними бежали люди, не испугавшись нескольких арбалетных стрел, которые кое-как пустили растерянные солдаты Ферранте. Люди бежали кучками по трое, по шестеро, справа и слева, и тут же бросались на поиски мучителей Монтефольи. Подоспевшая следом толпа застряла было в проходе, но затем прорвалась во двор, Фьяметта скорчилась на булыжнике, переводя дух и внимательно следя за происходящим. Ури вошел во двор, точно живой факел. Под налетевшим порывом ветра с дождем он заклубился паром, как поверхность вулканического озерка.
– УБЕРТО ФЕРРАНТЕ! – прогремел он, и стены ответили многоголосым эхом. – Уберто Ферранте! Выходи!
Из дверей замка показались солдаты с обнаженными мечами. Около десятка. И побежали вниз по мраморным ступенькам, но, увидев, кто бросил им вызов, замерли в оборонительных позах, переглядываясь в ужасе, Из двери вышел сеньор Ферранте и обвел взглядом двор. На нем была его блестящая кольчуга, и неверные отблески огня словно посеребрили ее. На ногах у него были черные сапоги, но он вышел без шляпы, и без шлема. Капли дождя алмазами переливались в его курчавых волосах. Мгновение он сохранял полную неподвижность, потом извлек свой меч – медленно, со скрежетом, от которого у Фьяметты заломило зубы, таким нескончаемым он казался. Затем повернул голову, позвал через плечо «Никколо», вздернул подбородок, взглянул на северную надвратную башню и поднял меч в приветственном жесте, словно говоря кому-то, кого Фьяметта не видела: «Эту смерть я посвящаю тебе!» После чего, весь подобравшись, держа меч наготове, медленно спустился по ступенькам.
Его солдаты, боязливо оглядываясь, образовали перед ним заслон – пока Ури не поднял руки и не направился к ним. Все до единого они кинулись врассыпную. Ферранте следил за ними без удивления. На губах у него играла легкая насмешливая улыбка. Но он все-таки открыл рот и закричал:
– Никколо! – И опять, громче:
– Никколо! Ко мне немедленно!
Решил ли Ферранте, что обречен? Так, во всяком случае, показалось Фьяметте. Тем не менее он продолжал стоять на посеребренной дождем мраморной ступеньке и не пытался спастись.
