запасников национального музея, он извлек оттуда свернутый в рулон лист ватмана. Прежде чем развернуть его на столе, Владимир Николаевич зашторил окна и включил магнитофон почти на всю громкость.
Под задорный припев о шароварах Вячеслава, хозяин квартиры раскрыл ватман, закрепив его по углам инструментом, что принес Степан Ильич, и пакетом морковки. По центру листа на старательно вычерченный прямоугольник он водрузил фарфоровую статуэтку слона со сломанным бивнем.
– Картошки нет, заменим пуговицами, – почти в самое ухо прокричал Владимир Николаевич и расставил под надписями на плане-карте (цирк-шапито, фургоны, артисты, охрана, группа освобождения и прочими) затейливые кругляшки, овалы и даже квадраты пуговиц.
Одни блестели металлическими гербами в свете люстры, другие привлекали внимание иероглифами и арабской вязью; перламутровые, шелковые, костяные и пластиковые – этой коллекцией Владимир Николаевич гордился. Правда, чаще всего в одиночестве, поскольку его увлечение никто не разделял.
Жена предлагала пуговицы пришить куда-нибудь, «чтобы без дела не валялись, и так места мало». Но Владимир Николаевич заявлял, что он филобутонист и не позволит совершиться такому варварству. – Какой-какой, ядрена вошь, онист? – недоуменно спросил Степан Ильич, когда друг ему впервые рассказал, как называется коллекционер пуговиц. – Ты это того этого, поаккуратнее, не называй лишний раз, что ли… не поймут у нас такого.
В общем, друзья так и не запомнили, как называется редкое увлечение Владимира Николаевича, но по возможности привозили ему новые экземпляры из дальних поездок.
При этом больше всех гордился своей помощью Степан Ильич, который раньше возил грузы на фуре и искатал пол-Европы. Лет пятнадцать назад, после рейса во Францию, он подарил другу круглую блестящую пуговицу с мундира жандарма. Откуда она у него взялась и почему с остатками ниток, Степан Ильич толком так и не рассказал, каждый раз ограничиваясь фразой про дружбу народов. О каких народах шла речь, он тоже не уточнял.
Музыка из магнитофона играла так громко, что заглушила бы любую современную прослушку, не исключая назойливую соседку Галину, работающую в соседнем продуктовом.
Металлические квадратные китайские пуговицы были охранниками. Они почти не передвигались по карте, лишь изредка перемещались между постом, уличным буфетом и туалетами. Овальные костяшки обозначали животных, которых периодически выводили из фургонов, чтобы завести в шатер, а после вернуть обратно. Россыпь мелких разномастных кругляшков и овалов стала зрителями, чьи перемещения тоже оказались весьма предсказуемыми.
Плоская бархатная пуговица с костюма индийского сановника вместе с металлической кругляшкой жандарма, изображавшие друзей, появлялись на плане ближе ко второй части циркового вечера. Они проникали на импровизированную парковку, убрав часть секции решетчатого забора. Потом пропускали треугольные пуговицы фокусников, шедших на свой номер из трейлера, и пробирались к фургону со слоном.
При чем же здесь слон? Когда в городок приехал цирк и развернул шатер на большом поле возле автомобильной развязки, об этом узнали все. Тем более что разноцветные красно-желтые афиши радостно завлекали на арену с каждого угла. Увидев на них грустные глаза слона да еще понаблюдав за ним, покрытым шрамами, на выступлении, Владимир Николаевич задался благородной целью: освободить животное. Контролирующие службы оказались бессильны – документы у циркачей в полном порядке, участковый только пошевелил густыми рыжими усами и пожал плечами.
За свои годы Владимир Николаевич натерпелся столько несправедливости, что сейчас вдруг решил с ней бороться. К тому же втайне, порой даже от самого себя, он мечтал, что его пригласит в гости раджа (ну или кто там нынче вместо них), напоит настоящим индийским чаем, угостит сладостями и даст прокатиться на слоне. Так, чтобы в кабинке, с чалмой на голове и туфлями с загнутыми носами. А заодно и шелковые шаровары подарит, можно даже без вышитых драконов.
– …куда ты его денешь? – завершил свою пламенную речь Степан Ильич, когда впервые узнал о намерении друга.
Первая часть монолога, кроме соединительных союзов, носила яркую эмоциональную окраску, а заодно раскрывала всю полноту филологической подготовки оратора, находившего множество синонимов и нетривиальных конструкций их сочетания.
– Полетит в Индию, – коротко ответил Владимир Николаевич.
– А что, наши слоны уже летают?
– Значится летают… карточный долг дело такое.
К удивлению Степана Ильича, другу удалось договориться с полковником, выделившим для перелета до Астрахани грузовой борт.
Переместив пуговицы по листу ватмана в финальный раз, друзья кивнули друг другу, выключили магнитофон и подожгли план. Вообще-то Владимир Николаевич хотел его просто разорвать, но Степан Ильич настоял, что в случае чего – это улика.
Ватман, утрамбованный в кастрюлю, не разгорался, поэтому хозяин квартиры плеснул старой жидкости для розжига…
И тут началось. Пламя вырвалось из кастрюли сантиметров на сорок вверх, опалив густые брови Владимира Николаевича. От неожиданности тот выронил кастрюлю, из которой горящая бумага тут же выпала на скатерть. А вот она загорелась почти сразу, так же, как и занавески.
С криком «гори сарай – гори и хата» Степан Ильич, натянув на руки перчатки-прихватки, сорвал занавески и вместе с горящей скатертью выкинул их в окно. Далеко этот огненный шар не улетел, упав прямиком на соседский балкон.
Надо сказать, что это был первый раз, когда Владимир Николаевич порадовался, что живет на последнем этаже, и у него по каким-то странным задумкам или склерозу архитекторов, нет балкона. Прямиком из окна удалось затушить бушующее внизу пламя. Друзья решили поскорее приступить к спасению слона, пока сосед не вернулся с работы и не пришлось бы спасать уже их.
– Восток – дело тонкое, – произнес Владимир Николаевич кодовую фразу для старта операции, когда они добрались на фуре до места. И…
* * *
– Держите-на. Оно не положено, но я ж вроде человек-на, – протянул через прутья решетки две грязно-белые кружки с дымящимся черным чаем сержант Новгородцев.
– Эх, не индийский, не со слоном, – вздохнул Владимир Николаевич, осторожно отхлебнув.
– Тьфу на тебя, ешкин кот, и на слона твоего, – чуть не поперхнулся Степан Ильич.
– Да кто ж знал, что застрянет.
– Инструкцию сперва нашел бы. А то суешь ему эту морковку, а он только садится, зараза, и ноги передние поднимает.
– Цирковой же…
– Не, это мы с тобой клоуны, ядрен батон.
Когда Новгородцев в очередной раз рассмеялся на все отделение, просматривая запись на видеокассете с их приключениями, Владимир Николаевич покраснел от стыда.
– Не… ух… кто ж так… ох… – не мог связать сержант и пары слов, заходясь от смеха. – Как лихо… ух!
Такого позора Владимир Николаевич не испытывал со времен пионерского детства, когда его отчитали перед всем отрядом за спасение ежиков. Точнее за то, что выпустил из живого уголка всех животных на волю.
– Ладно в дудку еще дули, я эт
