– Das haben wir nicht so vereinbart! – заорал оказавшийся рядом человек в черном в сторону генерала Лопухина, но в его коня уже врубились несколько наших пехотинцев, и через миг его захлестнул поток наших солдат.
Прихрамывая на правую ногу, ковыляю со шпагой в руке мимо генерала Лопухина и его свиты, мимо сбившихся в круг конных прусских офицеров, размахивающих саблями, вперед, туда, где клубится неровная толпа солдат в синем.
– Ура!
На давно забытом рефлексе вхожу в толпу неприятеля, словно на «третьем тайме» околофутбола: ногой в живот, рукоятью шпаги – в голову, левой опираясь на ствол выставленного куда-то в сторону вражеского мушкета. Плотно попадаю в парик врага и проседаю вслед за нокаутированным телом. Падаю, прижимаю пруссака к земле, и на мою спину тут же встают чьи-то башмаки, вдавливая нас с противником в землю.
Небольшая заминка от сошедшихся в клинче толп, упор ногами, дружный выдох и… наша толпа бежит дальше. Неизвестные герои спрыгнули с моей спины, и я смог приподняться на четвереньках.
Мы раздавили строй пруссаков, те дрогнули и бросились врассыпную.
– Ура!
Встаю в полный рост, пытаюсь оглядеться. Волна наших увлекает меня вперед.
Откуда-то сбоку раздается уже всем знакомый рык генерала:
– Забирай влево!
Повинуясь его крику, толпа солдат в красном зарябила и начала давить вбок, загоняя прусских солдат на восток.
Из ниоткуда возник поручик Нироннен и принялся хватать солдат за плечи и ремни, приговаривая:
– Сюда! Левее! Сюда!
Я огляделся в поисках знамени. Так, это углицкая рота, вон там – вологодцы… а, вон наше. Так… нам туда!
Хватаю ближайшего солдата с гербом Кексгольмского полка на лядунке – это, кажется, Федот из капральства Смирнова – и ору:
– Туда давай!
Тот ошалело кивает, и уже через миг вокруг нас скопилась стайка моих кексгольмцев.
Наша рота вываливалась из рощи с самого правого краю, потому, когда вся вылетевшая из леса толпа ударила во фланг и спины пруссакам и стала давить их влево, выдавливая на линию Второго Московского, Киевского, Нарвского и Выборгского полков, – наша рота вдруг оказалась позади всех. Слева вдоль рощи реяли флаги Воронежского, Троицкого и Новгородского полков, которые штыками гнали ударившихся в панику пруссаков, а наш сводный полк из шести рот спешно собирался в единое целое посередине поля между рощей и деревнями.
Генералу кто-то привел трофейного коня, и он теперь летал от знаменосца к знаменосцу, раздавая команды. А голос-то у генерала какой! С таким зычным басом ему бы в церковном хоре петь! Кричит так, что без всякого мегафона на всем поле слышно. И даже немецкий акцент в тему, на каком-то инстинктивном уровне прибавляет дополнительной строгости.
Прапорщик Семенов поднял знамя, давая сигнал к сбору, и вокруг него начали скапливаться вернувшиеся из погони солдаты нашей роты.
Деловито суетился поручик Нироннен, раздавая команды ундерам и капралам. Спохватившись, взялся за работу и я, находя в толпе солдат своего капральства и расставляя их по своим местам.
Перешагивая через тела солдат в синих мундирах, к нашему строю подошел весь перепачканный в крови капитан Нелидов. Обломок шпаги болтался у него на перевязи, небрежно прихваченный темляком к поломанным ножнам, в каждой руке тускло сверкали окровавленные штыки, которые капитан держал на манер кинжалов.
– Мартын! Хорош пятки морозить! Поворачивай линию туда! – и махнул рукой в сторону холма. Со штыка веером сорвались капли крови.
Я подравнял свое капральство – на удивление, оно оказалось почти в полном составе, восемнадцать из двадцати четырех человек – и, повинуясь жесту Ефима, занял свое место в строю. Степан ткнул меня в плечо. Я повернул голову – а он сует мне в руки мой же мушкет. Целехонький, только штык в грязи испачкался. И когда Степан успел его подобрать?
Бегло осматриваю замок, полку, кремень и подогнивную пружину. Выглядит все нормально. Досыпаю порох на полку.
Стоим, дышим. Выстроились в линию как-то совсем буднично, словно стоим не на поле брани, а экзерцируем на плацу. Разве что азартно переговариваются меж собой возбужденные солдаты, и ундера беззлобно, чисто формально декларируют:
– Разговорчики!
За спиной, на востоке, шум сражения стихает.
Зато нарастает пальба перед нами, на западе. Вологодский, Углицкий и Суздальский полки бригады Леонтьева, которые спустились с холма, чтобы связать боем прусский заслон, сейчас испытывают серьезные проблемы. Отогнать пруссаков они не смогли, но, выйдя за пределы западной опушки рощи, обнажили свой фланг. И сейчас на этот фланг накатывают с юга конные полки желтых гусар Малаховского и кирасиры, у которых знамя с пятью кругами. И двигаются так нагло, прямо параллельно нашему строю, совершенно не обращая внимания на наш полк.
Откуда-то сзади опять раздался зычный голос генерала с немецким акцентом:
– Где полковник Яковлев?
Я оборачиваюсь, пытаясь разглядеть, что происходит.
Генерал в золотом шарфе, гарцуя на трофейном коне, оглядывает поле боя. К нему, пошатываясь от усталости, подошел капитан Нелидов.
– Ты, забияка! – тычет в него перчаткой генерал. – Яковлева нигде нет, командуй сам. Веди линию вон туда, ударь во фланг Шорлемеру. Хоть все умрите, но дайте время Углицкому полку загнуть свой фланг.
– Сделаем, – спокойно ответил Нелидов.
Генерал кивнул и развернул коня обратно, в сторону все еще идущей рукопашной схватки.
– Барабаны! Бой!
Вдарили барабаны, задавая ритм. Чуть наклонились вперед ротные знамена, указывая направление движения. Шаг. Шаг. Пошли, родные. Держим строй!
До выстраивающегося в боевой порядок строя вражеских кирасиров метров триста-четыреста. Пока мы идем – они успеют ударить во фланг завязшей в перестрелке линии генерала Леонтьева. Леонтьевские нам сегодня хорошо помогли. Они связали боем вражеский заслон и дали нам возможность ударить в спину пруссакам, которые почти добили многострадальный Второй Московский. Теперь надо вернуть парням должок. Связать боем вражьих конников и не дать им пройтись по тылам линии.
Нелидов командует, и наша линия растягивается в построение в две шеренги вместо привычных четырех.
– Стой! Целься!
До врага метров триста, не добьем… Но приказ есть приказ. Вскидываю мушкет к плечу.
– Два пальца выше, – подсказывает Ефим.
Линия мушкетов едва заметно задралась вверх.
– Пали!
Щелчок, искра… Выстрел! Линия окутывается пороховым залпом. Я в голос отбиваю двенадцать счетов на перезарядку, вторая линия выходит из-за наших спин и идет вперед.
– Молодец капитан! – восхищенно цокает языком Ефим.
