— Хватит, — прервал меня Валентин. — Пойдем, холодно.
— Пойдем, — покорно согласилась я, все еще улыбаясь своим воспоминаниям.
Валентин отвез меня домой, проследил, чтобы я переоделась в теплый свитер и надела шерстяные носки, напоил горящим чаем с лимоном.
— Поеду, — сказал, посмотрев на часы. — Ты как?
— Я нормально, — ответила честно. — Правда нормально. Поезжай.
Две недели спустя, собираясь на работу, я поймала себя на мысли, что жизнь стала налаживаться.
Я сменила квартиру, устроилась на работу и потихоньку налаживала старые связи. Поначалу было трудно. Но я была приятно удивлена, какое количество народа помнят меня.
Первый телефонный разговор с одной из прежних приятельниц дался нелегко. Вопреки моей убежденности, что придется долго объяснять кто же я такая, напоминать и извиняться за беспокойство, она узнала меня практически мгновенно.
— Ядвига! — обрадовалась приятельница, стоило мне только поздороваться и назвать себя. — Как же я рада, что ты позвонила!
Мы проговорили с полчаса и договорились сходить в театр в пятницу. Когда я отложила телефон, мои руки подрагивали, а ладони были влажными. Кажется, так я волновалась последний раз много лет назад, когда в шестнадцать лет меня позвали на первое в моей жизни свидание.
Дальше было легче. Окрыленная разговором с приятельницей, я стала звонить и другим знакомым и прежним партнерам по бизнесу. Один из них, узнав, что я ищу работу, с радостью порекомендовал меня своему приятелю. Так я нашла хорошее место с достойной зарплатой, адекватным начальником и приятным коллективом.
Моя новая квартира была в недорогом, но приличном районе, в хорошем доме недалеко от метро. Сейчас это было важно, ведь на новой должности у меня пока не было личного парковочного места и на работу я добиралась общественным транспортом. Ездить в метро мне даже понравилось. Вокруг были люди, и я заряжалась от них энергией, с каждым днем ощущая себя все более живой.
Коллектив принял меня хорошо. В душу никто не лез, но в первый же день коллеги позвали меня на обед, а после пригласили сходить на чашку кофе в ближайшее кафе. Не в моем характере было общаться с посторонними и малознакомыми людьми, но я пересилила себя и пошла. Приятные люди, неторопливые разговоры ни о чем и немножко сплетен. Наверное, это именно то, что мне сейчас было необходимо. Лекарство от разбитого сердца и хандры.
Постепенно я втянулась и даже стала получать удовольствие от общения. С той самой приятельницей мы сходили в театр, после спектакля она предложила выпить чаю в кондитерской. Она старательно избегала в разговоре упоминаний о моей семье, пока я не прервала ее и не сказала прямо, чтобы она не мучала себя — горе уже не было таким острым, и нет нужды обращаться со мной, как с тяжелобольной. После этого приятельница воодушевилась, и разговор стал значительно оживленнее.
Валентин звонил через день, а по субботам мы с ним ездили на кладбище. Садились на скамейку у могил, я вспоминала разные забавные истории из той, старой, жизни, а Валентин внимательно слушал. Иногда задавал вопросы. Угощал меня горячим какое, которое стал брать с собой в небольшом термосе специально для меня. А потом отвозил домой, провожал до двери, но никогда не входил в квартиру, неизменно прощаясь на пороге.
Жизнь катилась своим чередом. Только Плетнев пропал.
Нет, он не уехал из Москвы, не растворился на просторах страны, не улетел на Марс. Он по-прежнему работал в своем офисе, жил в доме на Старом Арбате. Где-то обедал, пил кофе, встречался с партнерами и друзьями. Возможно, в его жизни появились другие женщины. А вот меня не было.
Наверное, он привык. Я — не смогла.
Скучала. Ужасно. Он мне снился почти каждую ночь. Иногда казалось, что я вижу его. В кафе, на улице, в магазинах. Мне нестерпимо хотелось посмотреть на него хотя бы мельком. Каких усилий стоило не ездить к его офису, не стоять под окнами его дома. Каждый раз я говорила себе, что это смешно — взрослая женщина играет в романтическую барышню. Я представляла себе, как Плетнев заметит меня и отвернется. Какой жалкой я буду в его глазах.
Но даже это не останавливало меня. Каждый день представляла себе, как мы встретимся. Что скажем. Как посмотрим друг на друга.
Вот только, что хорошего могло получиться из нашей встречи?
Но как избавится от наваждения по имени Виктор Плетнев, я не знала.
В один из дней ноги привели меня в храм. Я не была истово верующей, не ходила на воскресные службы, не постилась, даже не носила нательный крестик. Но Рождество и Светлую Пасху праздновала, как и большинство православных. Иногда заходила в церковь, ставила свечи, коротко и неумело молилась. На этом, пожалуй, и все. А тут вот зашла по дороге домой.
В небольшом храме было почти не было людей. Ярко сияли свечи перед ликами святых. Церковные служки тихо ходили по церкви, протирая иконы и убирая огарки, пахло ладаном и еще чем-то незнакомым. Я потопталась в притворе, будто не решаясь войти, потом неловко натянула на голову шарф и шагнула вперед. Огляделась. И тут меня будто в спину толкнули. Купила свечи и пошла налево, туда, где стоял канунный стол.
Еще с детства, когда бабушка брала меня с собой в храм, я знала — здесь ставят свечи за упокой и оставляют поминальные дары.
Поставила четыре свечи, молясь про себя о том, чтобы родным было хорошо там, куда они ушли. Открыла сумку и достала шоколадный батончик, каким-то чудом забытый мною пару дней назад. Положила его на стол. Пусть и маленький, но это мой дар. Перекрестилась и отошла.
Обошла весь храм и остановилась перед иконой Богородицы. Смотрела на древний лик, размышляя, что и она, Матерь Божья, знает, каково это — потерять своего сына. Зажгла свечу и поставила ее перед иконой, прося сил и крепости духа. А еще — здоровья и благоденствия. Не себе, Виктору. Пусть у него все будет хорошо.
Из храма вышла умиротворенной. Постояла на паперти, глядя на низкое, хмурое небо. Открыла зонт и побрела домой, коротать очередной вечер.
— Вам щеночек не нужен? — раздался голос, когда я была в паре шагов от дома.
Остановилась, оглянулась. В нескольких шагах от меня стоял мальчишка. Лет одиннадцати, может чуть постарше. Высокий, худой и нескладный. Одет он был хорошо: в дорогую куртку, явно брендовые джинсы и модные кроссовки. Мальчишка переминался с ноги на ногу, прижимая к груди крупного щенка.
Я уже хотела покачать головой, отказываясь, но вдруг передумала.
— Твой? — спросила, подходя поближе.
— Нет, — ответил мальчишка. — Нашел. Он на улице сидел, а я мимо проходил. Родители взять не разрешили, сказали, что очень крупный и беспородный, и что его надо отнести туда, откуда взял. А как его оставить на улице? Он же маленький совсем, а уже холодно. Он замерзнет и есть ему нечего. Вот я и решил отдать кому-то, кто захочет. Но никто не хочет.
Я протянула руку и потрепала щенка по лобастой голове. Он извернулся, отчего мальчишка чуть его не уронил, и лизнул мою ладонь.
