жить, — лишь капельку потеплел его голос.
А пальцы безжалостно впились в хрупкие кисти рук, выдавливая женские когти из своей плоти.
— Больно, — поморщилась Руана, погрузившись в осмысление признания, больше похожего на признание в любви.
— Мне тоже, — сухо бросил Радо-Яр, зажав её ладони в своих.
— Ой! Прости, — спохватилась эгоистка, думающая лишь о трескучих пустяках.
Он посмотрел на неё, как на идиотку. И тут до неё дошло: больно не там, где остались лунки от её когтей. Больно где-то глубже в нематериальном. Руана замерла, боясь всё испортить. Пошуровала в голове — в поисках нужных слов. Не нашла и схватилась за первое, что в ту голову пришло:
— Для меня это не пустой каприз. И не головокружение от близости мужчины. Ты… что-то большое… и очень серьёзное.
— Да? — иронично выгнулась его бровь.
Прозвучало и вправду по-дурацки — скуксилась Руана. Ну, что поделать, если в башке запустение? Ни единого стоящего слова признания.
Но он всё понял — как всегда, абсолютно правильно. Его глаза брызнули не ледяной, а летней жаркой синевой. И он улыбнулся. Почти взаправду. Почти полноценной улыбкой.
— Я хочу тебя, — жалобно поклянчила женщина, с ужасом ожидавшая очередного расставания.
Невесть, на какой срок.
Он склонился к ней, выпустив зашкрябавшие в кулаках нетерпеливые женские пальцы. Которые побежали по его телу, нежно касаясь горячей кожи. Их переполняла нежность и мучительная надежда на отклик.
Они впервые были осторожны и ласковы друг с другом, открывая для себя иной мир желаний. Мир, лишённый оголтелой жажды обладания, но манящий какой-то невнятной надеждой на что-то… большое. И очень серьёзное.
Явление заботливого отца назл почуял загодя. Как и полагается супер лазутчику. Он подлетел с перевёрнутого вверх дном ложа любви. В единый миг натянул штаны и нырнул в рубаху. Затем сапоги, в руки колет, пояс, ещё что-то — Руана не разглядела, хлопая в недоумении глазами. И лишь когда он перевалил через подоконник, она услыхала за дверью шаги.
Теперь пришёл её черед полетать. Поправить постель, залезть в рубаху, путаясь в ней, как в силках. Сделать вид, будто она спросонья такая лохматая. Успела тика в тику! Щеколду отодвигала, сдержанно зевая.
— Ты спишь? — удивился отец, переступая порог и оглядываясь.
— С непривычки, — пожаловалась благочестиво кутавшаяся в покрывало дочь. — Эти императорские праздники просто ужасны. Шум, драки яранов, толкотня тааров. Их дурацкие шуточки, — вспомнила она о своей репутации колючки и брезгливо поморщилась. — Ой! — тут же спохватилась и выдернула из ближайшего кресла комок красного платья: — Садись, пожалуйста.
— Я мог бы сесть и туда, — усмехнувшись, махнул рукой Таа-Лейгард.
— Туда нельзя, — предостерегла его благовоспитанная девица. — Это кресло Урпахи.
— Тогда точно нельзя, — согласился отец, усевшись и уставившись на дочь чересчур внимательным взглядом.
Она присела на край постели и спросила:
— Хочешь сказать мне что-то важное?
— Так заметно? — забарабанил он пальцами по подлокотникам, стараясь казаться невозмутимым, как всегда.
— В глаза бросается, — вздохнула Руана и предложила: — Давай начистоту.
— Давай, — согласился отец, не без труда выдерживая её взгляд.
— Ты тоже хочешь видеть меня императрицей?
— Что? — почти и не удивился господин Таа-Лейгард, явно ожидавший чего-то подобного.
Врать он сроду не умел — во всяком случае, прежде не давал Руане повода в себе усомнится. И теперь у него ни черта не вышло. Видимо, прочитав это в её глазах, отец помрачнел. Его лицо стало почти чужим.
— Кто тебя на это подбивает? — таким же чужим был и голос.
— Со мной говорил Таа-Варуг, — не стала скрывать Руана, машинально усевшись на край стола.
Отец поморщился, однако не стал критиковать вульгарную выходку ещё недавно такой благочестивой дочери.
— Что ты об этом думаешь? — уточнил он как-то буднично, по-деловому.
И этим уничтожил все её благие ожидания. Все надежды на то, что он лично не причастен к заговору амбициозный дебилов. Надежды не порывать со своим племенем, которое её вырастило в любви и заботе. И которое ни разу не сделало ей ничего худого.
— Я думаю, что он сбрендил, — холодно прокомментировала возможная кандидатка на императорский трон.
— То есть, — принялся давить отец, — сама ты не намерена этого делать?
— Мне казалось, ты хорошо меня знаешь, — даже слегка обиделась Руана.
Он прочёл в её глазах и это. Однако не помрачнел ещё больше, а стал каким-то… задумчивым, что ли.
— Думаю, да, знаю, — бесстрастно бросил господин Таа-Лейгард, поднимаясь.
И — что самое паршивое — больше не глядя ей в глаза. Просто встал и просто направился на выход. Будто у доктора побывал, с которым ему детей не крестить.
Глава 27
Нянька
Едва отец закрыл за собой дверь, на подоконнике нарисовалась Нала-Яри. Будто нарочно висела под окном на плюще, ожидая своей очереди. Сумасшедшая девчонка спрыгнула на пол, остро зыркая по сторонам. А следующим прыжком приземлилась в кресло Урпахи.
Предупреждать её о последствиях бесполезно: всё равно не слезет, пока не получит скрученной тряпкой по сусалам.
— За что мне такое счастье? — проворчала Руана, не сумев скрыть улыбку.
— Не хочешь поохотиться? — интригующе понизив голос, прочирикала чумовая девчонка.
— Точно нет, — даже чуток испугалась лишь немного не дорафинированная до ручки таария, залезая обратно в постель.
— А ночью? — добила её маленькая паршивка.
— Ну, это же другое дело! — с фальшивой восторженностью проверещала Руана.
— Правда? — обрадовалась эта бестолочь.
— Нет! — отрезала перегнувшая юмористка.
— Тебя не поймёшь: чего ты хочешь, — на этот раз проворчала юная волчица.
— Хочу дожить до бракосочетания сестры, — честно призналась решившая не рисковать таария. — А потом бежать отсюда, куда глаза глядят.
— Урх расстроится, — предупредила Нала-Яри, пригрозив ей пальчиком. — А где твоё платье?
— Которое?
— Которое сегодня всех убило.
— Ты на нём сидишь.
— Ой! — задрала ноги беспардонная девчонка, лишь теперь заметив под собой нечто красное и скомканное.
После чего замерла, навострив уши и косясь на дверь. Куда почти сразу поскреблись.
— Заходи, — разрешила Руана, опознав своеобразный приём.
— Это ещё кто? — придирчиво пролаяла волчица, когда в приоткрытую дверь проскользнуло ещё одно юное создание.
Прекрасное, темноволосое и черноглазое — полная противоположность северной белокурой голубоглазой прелестницы, за которой носится сам император.
— Это моя сестра Ати, — призывно помахав рукой, строго уведомила Руана. — И не смей её обижать.
— Я и не собиралась, — насмешливо пообещала ярания.
— Иди ко мне, — ласково выдохнула Руана, протянув руки к своей малышке.
Та осторожно обтекла кресло с гостьей и забралась на кровать старшей сестры. Приткнулась в её объятья и замерла, облегчённо выдохнув.
— Я тоже соскучилась, — целуя Ати в висок и чистый лобик, призналась Руана.
— А кто это был? — внезапно оглушила вопросом сестричка,
