(или может быть, сделав вид, что узнал только что?), сделался кислым, и промолчав выразительно, отвёл в приёмную посла.
— Ждите, — веско повторил он вслед за секретарём, — Александр Петрович очень занят, так что придётся подождать! Вас вызовут.
Машинально отмечаю обезличенное обращение ко мне, что для посольских работников, помешанных на этикете, совершеннейше невозможная вещь! Это не хамство, но на грани — попытка продемонстрировать недовольство мной со стороны посла, и, наверное, максимально от меня дистанцироваться — показать, что они, благонамеренные и благонадёжные клерки, общаются со мной исключительно по долгу службы!
— Чего-то такого я ожидал, — бормочу вслух, не обращая внимания на секретаря, ожегшего меня недовольным взглядом.
Достав из кармана небольшой томик со сборником поэзии французских сюрреалистов, который на днях подарил мне один из авторов, я погрузился в чтение. Ах, какие имена… Луи Арагон, Жан Кокто, Андре Бретон, Филипп Супо и ушедший в бессмертие Гийом Аполлинер…
… с автографами авторов, а?!
Я не Цезарь, и делать несколько дел разом не умею. Но перечитывать уже читанное, успевая отслеживать обстановку в приёмной, мне не сложно. Сухаревская ещё привычка! Попробуй там зазевайся…
Помимо меня в приёмной ещё несколько нервничающих господ чиновничьего вида, и мне было помстилось, что их собрали сугубо для того, чтобы усилить впечатление, который господин посол соизволил произвести на меня перед приёмом…
… но очень вряд ли!
Впрочем, исключать подобное я бы всё же не стал. Фигура я не из самых значимых, но здесь и сейчас, в настоящий момент, мой вес достаточно солиден.
А послу, собственно, достаточно высказать пожелания, и услужливые подчинённые, у которых умение улавливать нюансы такого рода буквально в крови, сделают всё сами. Собственно, это часть их работы.
Поэзия тем хороша, что, прочитав несколько строк, можно потом поднять голову с затуманенным, как бы невидящим взором, и всем своим видом показывать, что ты не здесь, в этом тварном жестоком мире! Бог весь, как там я играю, но периферийного зрения мне хватает, чтобы замечать происходящее, хотя и не в малейших деталях.
Секретарь, молодой человек изящного вида, весь якобы углубившийся в бумаги, время от времени отвлекается, чтобы окинуть кого-то из нас взором, отражающим начальственное недовольство. Наверное, будь я хоть чуточку заинтересован в карьере дипломата, эти взгляды привели бы меня в священный трепет…
… но чего нет, того нет!
Наконец, из кабинета Извольского вывалился взмыленный посетитель, и секретарь подал мне знак. Поднявшись, не без сожаления закрываю сборник…
… и гадаю — показалось ли мне, что секретарь подал шефу какой-то условленный знак, определённым образом нажимая коленом на звонок под столешницей, или это всё паранойя и теория заговора?
Посол, щеголеватый мужчина с лихо подкрученными вверх кончиками усов и красивым, но изрядно обрюзгшим лицом, со следами профессиональных излишеств, весьма демонстративно не заметил меня. Сидя за массивным столом чёрного дерева, он с озабоченным видом перебирает бумаги, хмуря подведённые брови и мастерски играя лицом.
Выждав некоторое время, и не дождавшись внимания, я оглядел кабинет, и, нарушая выстроенную психологическую композицию, отошёл в угол, усевшись в мягком кресле под прекрасным напольным торшером. Доставать из кармана томик поэзии или пилочку для ногтей я счёл всё-таки излишним…
… так что в ответ, не менее демонстративно, занялся изучением богато обставленного кабинета посла. На своей нынешней должности он давно, так что можно быть уверенным, что кабинет Александр Петрович обставлял по своему вкусу, и соответственно, я могу хотя бы отчасти понять если не характер господина Извольского, то как минимум те его черты, которые он желает показать посетителям.
«— Хороший вкус, — не мог не оценить я обстановку с точки зрения антиквара, — но пожалуй, акцент на а-ля Рюс несколько нарочитый, этакий профессионально-выпуклый, и даже наверное — служебный. Хм… впрочем, уверен, что это ничуть не случайно, равно как и те мелкие детали обстановки, говорящие о том, что его сердце принадлежит Франции».
— Кхм… — я лениво перевёл глаза в сторону господина Извольского, всё так же не отрывающегося от бумаг, и вернулся к созерцанию. Неудовольствие показывает? Да и чёрт с ним…
… хотя признаюсь, это всё бравада! Спина у меня мокрая, и если бы не лицо, по своей выразительности не уступающее булыжнику из стоптанной мостовой, я бы, пожалуй, даже не пытался играть в этакой манере.
— Алексей… Юрьевич? — с некоторой заминкой, как бы припоминая моё имя осведомился он, отрываясь наконец от бумаг.
— Александр… Петрович? — отзеркалил я, неторопливо вставая с кресла, — Рад, очень рад, что вы соизволили…
… но разумеется, он меня переиграл. Как бы ни относиться к Извольскому, но с шестого по десятый годы он был министром иностранных дел и гофмейстером[95], а это — уровень!
Да, деяния его на посту министра иностранных дел по меньшей мере спорны. Одна только англо-русская конвенция 1907 года, разграничивающая интересы Британии и Российской Империи в Азии чего стоит!
Я (увы!) не политолог, но полагаю, что признание протектората Великобритании над Афганистаном, вкупе с обещанием от имени Российской Империи не входить с афганским эмиром в прямые сношения, это большой шаг назад.
А признание суверенитета Китая над Тибетом и раздел Персии на сферы влияния, хотя и подносились как большое достижение Российской дипломатии, являлись скорее тактическими выигрышами, да и то, весьма спорными. Стратегическое преимущество (и не в первый раз!) получила скорее Великобритания.
А Боснийский кризис? Секретные переговоры господина Извольского за спиной Николая Второго, с австрийским министром иностранных дел Эренталем в 1908 году, едва не закончились очередной Балканской войной, и справедливо считаются тяжёлым поражением российской дипломатии.
В некотором роде, победой Извольского и российского МИДа можно считать Русско-итальянское соглашение 1909 года, когда, поддержав Италию в её претензиях на Албанию, в противовес Австро-Венгрии, Российская Империя изрядно ослабила Тройственный Союз[96]. С другой стороны, победа эта обернулась чередой Балканских войн, которые и стали одной из первопричин Первой Мировой…
… но несмотря на всё это, несмотря на ярко выраженную профранцузскую позицию и несколько сомнительные достижения по посту главы МИДа, Александр Петрович не утратил поддержки Николая Второго, и, хотя и утратил пост министра, сохранил за собой одну из ключевых должностей в министерстве.
Полагаю, отчасти это как раз потому, что впечатление господин Извольский производить умеет…
… и он его произвёл.
Полагая себя человеком, достаточно психологически устойчивым, я, чёрт подери, оказался совершенно не готов к противостоянию с высококлассным дипломатом!
Если поначалу я отыграл пару позиций, сломав простейшую комбинацию по приведению меня к покорности, то несколько минут спустя посол полностью
