тяжело вздохнула. Разве за тем ходят на балы? Ну кому интересны поля и коровы, когда вокруг праздник, искрящиеся фонтаны, шампанское и танцы? Вот Алёна бы точно пришлась там впору. Но Андрей ни в какую не желал её брать.
— Там собираются чиновники и политики, тебе будет некому строить глазки.
— Пусть едет. Глядишь и жениха присмотрите, — вступился за сестру Лев, жена которого вскоре должна была родить. — А о сельском хозяйстве, я и так не мало знаю.
И тяжело вздохнув, Андрей дал добро, но, разумеется, с оговоркой:
— Будь скромнее и говори мало. Эти дворцовые интриганы умеют заговаривать зубы.
В столицу они выехали за несколько дней до мероприятия. Алёне непременно хотелось надеть новое платье, и сделать прическу по последней моде. Волосы нужно было забрать высоко вверх, украсив фруктами и драгоценными камнями. Одну из ночей ей даже пришлось спать сидя, чтобы не испортить творения цирюльника.
Во дворец она мечтала войти сверкая, не выбиваясь из общей обстановки. Алёна заметила крышу дворца, как только карета с фамильным гербом Орловых приблизилась к площади. В честь праздника её украсили еловыми лапами, бумажными гирляндами и лентами, в прошлом году были ещё и свечи, но после нескольких случаев возгорания, те были запрещены императорским указом. Лошади цокали по мощеному покрытию, неся господ к гвардейскому посту у ворот дворца. Только увидев лицо Андрея караул тут же их пропустил.
Брат с сестрой вышли из кареты у широкой лестницы. Ступая по белому мрамору Алёна чувствовала себя величественной, как сама императрица. Она прямо держала спину и ступала легкой походкой, поддерживаемая братом.
Ей казалось, что во дворце даже свет падает как — то по-другому. В роскошной императорской зале, главенствующее место на постаменте занимали пустые троны. Вальс кружил голову, шампанское текло рекой, а череда незнакомых лиц сменяла друг друга. Всем не терпелось поприветствовать Орловых. В том числе и иностранным гостям.
— Как хорошо, что наше спокойствие находиться в руках таких потрясающих людей, — руку Андрею пожал человек, на брюхе, которого с трудом сходился камзол.
Подошел и генерал — фельдмаршал Багров, редко посещающий собрания старого дворянства.
— Как поживаете? — осведомилась Алёна, пока тот целовал ей руку.
— Прекрасно, прекрасно, — его круглое, покрытое красными пятнами лицо, с щёткой усов под носом, лучилось радостью при виде сородичей. — Граница стоит, посягателей пока не предвидится.
— Все благодаря вам, — похлопала она ресницами.
— Позвольте представить, — оживился он. — Мой сын — Август, — и приблизившись к Орловым прошептал. — К счастью, в императорский кадетский корпус мы поступать не будем. Я просил разрешения, и мне дали добро на отправку сына заграницу. Там его точно научат большему.
— Хорошо ли поживает молодая княжна? — спросил Андрей, чуть усмехнувшись.
— Просто прелестно, любезный. Она совершенно потеряла голову от моего старшего сына, — последние слова он произнес почти беззвучно.
— Я рад, что ваши дела идут в гору, мой друг, — они обменялись крепкими рукопожатиями.
— Все благодаря вашим стараниям.
Алёну совершенно не интересовали делишки брата, она с нетерпением ждала, пока, какой — нибудь завидный кавалер попросит её о танце. Прекрасно зная о своей красоте, она не сомневалась — сегодня натанцуется вдоволь.
Первым её кавалером стал жеманный юноша в тёмно — зелёном камзоле. Он ей ничуть не понравился, но она всё равно не отказала. Иногда приходилось начинать с малого. Но за то, как был хорош тот, кто подошёл следом. Высок и статен, в заграничном кителе. Его вьющиеся волосы падали на смуглый лоб. Только раз заглянув в его чёрные глаза, Алёна поняла, что тонет. С этого момента для других кавалеров она была потеряна навсегда.
Он плохо знал имперский, но после старательных объяснений они поняли имена друг друга. Его звали Лучиано. По интонации, с которой он, что-то ей декламировал, Алёна поняла — он читал ей стихи. Щёки горели румянцем, а чужая рука казалась такой родной. Они тайно ускользнули из праздничной залы, и устроились на софе в одной из комнат дворца. Мир вокруг, словно замер. Молодым людям чудилось, что теперь эта жизнь принадлежала им двоим.
Вдруг они посмотрели друг другу в глаза и Лучиано замолчал. Их губы оказались так близко. В жажде испытать новое чувство, Алёна подалась вперёд, как дверь распахнулась, потревожив влюбленных.
На пороге стоял Андрей. Лицо его было бело от ярости. Он злобно, что-то бросил на родном Лучиано языке, тот успел проронить лишь несколько слов с примирительной интонацией, прежде, чем Андрей оказался рядом и схватив сестру за руку, повел её прочь.
Теперь ланиты горели не от трепещущего сердца, а от стыда.
— Какой позор, — скрежетал Андрей зубами, позволив сестре наскоро облачиться в меховую накидку и затолкав в карету. — Молись богам, чтобы лишние глаза вас не увидели.
— Ты жестокий человек, жестокий, — роняла она слёзы в батистовый платок.
— Крути головы нашим, а на иностранцев даже не заглядывайся. Хочешь, чтобы нас всех повесили? Это дело быстрое. Ничего не стыдясь, прямо во дворце. И юбки задрать была готова.
Алёна зарыдала ещё сильнее.
— Что толку реветь? — раздраженно спросил Андрей. — Теперь даже не думай и шагу ступить из дома.
Чем больше карета отдалялась от дворца, тем горестнее становилось у Алёны на душе. Теперь воспоминания о чёрных глазах жгли ей душу.
Дни тянулись в тоске и не желании встать с кровати. На завтрак Алёна теперь не спускалась, лежала до обеда и не поддавалась уговорам, за обедам ела немного, ко сну отходила рано. И всё время смотрела в окно. Со стороны было видно, что мысли её находятся, где — то далеко и окружающая действительность девушку не трогала.
— Не больна ли ты? — справлялась у сестры Варвара.
В ответ Алена только тяжело вздыхала.
Она уже не чувствовала стыда, испытанного в тот вечер, когда Андрей чуть ли не за волосы приволок её домой. Все мысли были заняты одним человеком. Он приходил к ней во снах, и она часто представляла, как прекрасна была бы жизнь, если бы им позволили быть вместе. Иногда эти мысли изматывали девушку до такой степени, что она рыдала по ночам в подушку.
Но одним днем её печаль рассеялась. Чёрный быстрокрылый ястреб, крылья которого со свистом рассекают ветер принёс ей радость. Письмо от Лучиано было написано на ломаном имперском языке. Так ей стали понятны его стихи. Они звучали немного странно, но очень красиво.
Найдя в библиотеке словарь Гаэльского языка, Алёна написала ему ответное письмо. Её послание унес тот же ястреб. Тогда Алёна завороженно наблюдала, как он отталкивается от подоконника и взмывает вверх. На
