так.
Одиноко, он медленно спускался вниз, стараясь как можно аккуратнее обступать странные дыры в полу и непонятные горы серой пыли, мертво лежащей на бетоне. Больше всего не хотелось, чтобы ветер вдруг в какой-то момент задул внутрь, поднимая всё то, что так сильно и страшно было похоронено здесь.
* * *
Внизу, уже на знакомом месте, присутствие чего-то необычного было таким сильным, как никогда раньше. Ощущение давления казалось очевидным. Рефлекторно, словно полагаясь лишь каким-то инстинктам, он просто следовал куда-то в сторону Литейного моста, то есть шел на другой конец здания, напротив. Шагая прямиком за ощущениями, в один из робких шагов его тело внезапно остановилось, буквально, ничего с ним не делая. Что-то просто затормозило его, заставляя думать ещё сильнее. Посмотрев в сторону, он осторожным взглядом смотрел на темную комнату за проломленной дверью, в которой где-то в необъяснимом далеке виднелся странный свет. Вопреки его проснувшемуся страху, что-то вело прямиком туда. Ноги медленно и аккуратно заходили внутрь, в темноту, видя лишь всё то же свечение в кромешной тьме. Самым странным и непонятным была площадь всего этого. Визуально, она выглядела в разы больше самого дома, тем более, он заходил в неё уже на конце, либо начале, чьи комнаты вдоль этого коридора через примерно двадцать метров уже упирались в тупиковую стену.
Прошло примерно несколько минут, как он шагал к тому свету, но почему-то никак не был ближе. Иллюзия, казавшаяся бесконечной, лишь только сильнее нагоняла на него ощущение безысходности и безумия, одномоментно переключающаяся этим самым полем, которое становилось лишь больше и затягивало его в себя, как что-то невероятное. Когда же тело прошагало ещё метров сто, то в какой-то момент удалось уловить ошибку. Ту самую вещь, которую Рома просчитал в этом чувстве. Она заключала в том, что через каждые примерно двадцать шагов небольшой гравитационный гипноз исчезал на пару секунд и приходилось идти куда с более тяжелой напряженностью. Именно в один из таких моментов, когда чувства полного безумия было больше, чем геройства и храбрости, он резко дернулся назад, принявшись бежать. Он бежал, что ещё оставалось сил, теперь лишь имея страх спотыкнуться, упасть и потеряться в неизведанной тьме. После тех самых двух секунд бегство вдруг стало ощущаться для него ещё с еще большей тяжестью, почти моментально забрав последние силы. С дикой болью он пытался устоять на ногах, боясь повернуться назад. Уже через какое-то время его тело вновь тащил тот самый непонятно-яркий свет, затягивая в свою неизвестность.
Так Рома шел за ним довольно долго, лишь кажется, от скуки уже начав осматриваться по сторонам тьмы. Иногда, в этом полном, непонятно почему неосвещаемом тем самым светом мраке, мелькали какие-то пробегающие примерно с той же скоростью, что шел он, лучи света, иногда и резко приобретающие какие-то силуэты. Это, пожалуй, было единственным, что заставило в один миг не сойти с ума. Он как можно сильнее всматривался в них, всё больше начиная видеть вещи, которые заставляли его врасплох. Первым силуэтом, что был собран из этих лучей, стал отец Михаил. Он просто тысячи раз проходил мимо него, иногда поворачивая свой умный вид в его сторону. Силуэт был настолько ярким, что порой долгое наблюдение за ним вызывало боль в глазах, сопровождающуюся резкими и прерывистыми стонами. Лишь иногда он мог понять, что это что-то невероятное, тут же пытаясь привести себя в чувство и моментально теряя тот самый силуэт. Он смотрел вдаль и снова видел, как яркий свет так же одинаково и равномерно отдалялся от него.
Всё же, безвыходность в какой-то момент привела к тому, что он снова собирал силуэт, пытаясь аккуратно и пристально всмотреться в него. На самом деле, уже не было чувства, что сейчас вот может появиться живой настоятель. Невероятное количество страха и необъяснимости всё же заставило разум навести в своей голове небольшой порядок, наверное, навсегда уже перестав верить в такие вещи.
– Не бойся, – в какой-то момент прозвучал ровный голос отца Михаила, покрыв его самым сильным и до боли непонятным чувством вины.
– От-че? – заикаясь, неразборчиво спросил он.
На его вопрос не было никакого ответа, лишь только тот самый болезненный взгляд продолжал смотреть на испуганное тело.
– Чего не бояться? – снова спросил он.
– Не бойся.
Рома тут же стал вертеть своим взглядом то на тот яркий свет, который почему-то начинал разыгрываться каким-то другими огнями, то снова на него, не понимая, что больше волнительно? Ведь, это, что теперь оживало впереди, было небольшой надеждой на спасение. По крайней мере, так считал он. Внутри понемногу набиралась вера и надежда, которую всё никак не возможно было уловить.
– Ничего не бойся, – снова раздался голос отца Михаила.
– Отче! Я не боюсь! – с полнейшим понимаем своей неправоты ответил ему он.
– Не бойся.
Вдруг он на какую-то долю секунды снова вспомнил то место, в котором ему когда-то приходилось вытаскивать всех трех попутчиков. Тот самый котел теперь посеялся у него в разуме, давая понять, что тот снова попал во что-то подобное. Как казалось, эти два места связывала между собой одна общая особенность, очень хорошо почему-то бросавшаяся ему теперь внутрь – неясность следующего шага, наводящая слепоту лишь в те моменты, когда страх и ложь были в нем на высоте. Тогда, в том треугольнике именно это делало туманные глыбы лишь больше, наводя на мысли безысходности и обреченности. Ложь, которой он питал потерянный разум ребят, била его в грудь с такой силой, что в моменты, где выход казался недалеко, заставляла его потеряться вновь. Так же и здесь, находясь в полном мраке, свет впереди терялся и отдалялся только тогда, когда что-то потусторонне чувствовало эти две вещи в нем. И как бы много и сильно он не старался думать над всем, что возможно ещё, только это давало хоть малейший силуэт того самого ключа к разгадке, за которым, как хотелось верить, находиться хотя бы выход.
– Я не боюсь… И я не лгу…, – вдруг внезапно и достаточно громко произнес тот самый ученик старца.
Ответа никакого не последовало. Даже силуэт всё больше искажаться, становясь почти невидимым. По ощущениям, всё вокруг лишь гасло. Абсолютно всё.
– Господи, что ты хочешь от меня, – почти истерично прокричал он, вдруг неожиданно вспомнив о чем-то более серьезном. – За что мне всё это? За какие грехи? Господи! – прокричал он снова и в какой-то момент упал на колени, начав молиться.
Ощущения были такими, словно его почти сдавшееся тело уже погружалось во тьму. В самой кромешной
