шестидесяти пяти фунтов[60], через кожу был видна каждая косточка. Он был в сознании, но большую часть времени спал. Рядом с Билли дежурила медсестра.
Я впервые нашла медсестер, согласившихся стать сиделками у больного СПИДом дома, и считала это большим достижением. Хоть медсестры и были напуганы, они ко мне прислушивались. Они задавали вопросы, и я отвечала на них абсолютно честно. «Первые пару раз вам будет страшно, но потом вы поймете, что бояться нечего». Медсестры сменяли друг друга у кровати Билли, вовремя давали ему лекарство и следили за тем, чтобы ему было комфортно. Это были замечательные женщины, которые, конечно же, сразу влюбились в Билли.
Пол пошел на кухню, чтобы сварить кофе, и я поспешила за ним вслед, оставив Эллисон с Билли. Она держала его за руку и рассказывала, как у нее прошел день. Мне Эллисон никогда не рассказывала о своих школьных буднях, но я ей объяснила, что умирающим очень важно узнавать о том, что происходит за пределами их комнаты.
– Как твои дела? – спросила я Пола.
Он молчал, словно вопрос относился к кому-то другому.
– Вчера вечером я не смог заставить Билли принять ванну, – проговорил Пол тихим голосом, чтобы его слышала только я. – Ему не хотелось лежать в ванне, поэтому я решил, эм, просто сполоснуть его из душа. Я нес его на руках, и он казался мне таким хрупким, что мне стало страшно сломать ему кости. Я боялся, что он рассыпется прямо у меня на руках. Я взял его на руки и понес в душ…
На глазах у Пола выступили слезы. Я ни разу не видела его плачущим. Пол оцепенел, кажется, всего на пять секунд, но они показались мне вечностью.
– Я стал его намыливать, и вдруг он полностью обмяк. И я подумал… я подумал, что вот сейчас… он умирает у меня на руках.
Я нежно тронула Пола за плечо.
– Я ополоснул его как получилось и понес обратно на кровать. И увидел, что он дышит.
– Пол, – сказала я, – больше не нужно носить Билли в душ. Его можно помыть мокрой губкой, понимаешь? Медсестры с этим отлично справятся.
Пол кивнул. Я сделала глубокий вдох.
– Времени почти не осталось, – сказала я. – И ты об этом знаешь.
Когда мы вернулись к Билли, медсестра сказала, что ему пора принимать лекарство от цитомегаловирусного ретинита. К тому времени Билли уже вводили препараты внутривенно. Медсестра молча стала искать вены у Билли на руке… и сдалась. Переключилась на его ноги и нашла вену у щиколотки. Она начала подготавливать место укола, и тут я нарушила тишину.
– Постойте, – тихо сказала я сестре. – Буквально одну секунду. – Затем я немного повысила голос: – Билли, милый, как думаешь, сколько тебе осталось?
– Недолго, – ответил он.
– Тогда мы больше не будем колоть это лекарство, – сказала я. – Больше мы этого делать не будем. Если ты ослепнешь, значит, ослепнешь.
Билли кивнул. Медсестра расплакалась. Билли полюбился ей так же сильно, как и всем нам.
Как только Билли прекратил принимать это лекарство, постепенно стали уходить все его ребяческие замашки и вновь возвращался мужчина, которого мы когда-то знали. Это случилось примерно тогда же, когда Пол перестал брить Билли – даже эта процедура требовала от него больших усилий. К тому ж Билли было совершенно плевать на бритье. У него отросла темная борода, и это казалось мне каким-то чудом: к нам вернулся прежний Билли! Пусть и ослабший. Мы снова стали беседовать: говорил он тихо и медленно, но каждое произнесенное им слово было наполнено смыслом.
Как-то мы вместе смотрели фильм «Победить темноту»[61], и Билли шептал некоторые реплики Бетт Дэвис вместе с актрисой. Вот оно – настоящее лекарство! Бетт Дэвис в роли Джудит, которой наврали, будто операция на мозге прошла успешно, и теперь все, кроме нее, знают, что она скоро умрет. Когда Джудит узнает правду, зритель неизменно вздыхает с облегчением. Билли страстно произнес вместе с героиней: «То, что у нас есть сейчас, можно разрушить. И в этом наша победа – победа над темнотой. Мы побеждаем, потому что не боимся».
Затем способность логически мыслить тоже начала понемногу оставлять Билли. В середине мая Полу позвонила мать Билли.
– Он еще жив? – спросила она голосом южной красавицы.
– Да, я вам позвоню.
– Не забудьте, что, когда он умрет, ему на глаза нужно положить монетки. Потому что иначе на похоронах будет невозможно закрыть ему глаза.
Пол ничего не ответил. Она продолжила говорить:
– И нужно будет обязательно расправить его тело. Потому что иначе придется ломать ему кости.
Пол, милый, великодушный Пол, поблагодарил мать Билли за советы.
В среду 19 мая я пришла к парням с утра. Билли лежал в кровати, постепенно принимая позу эмбриона. Я понимала, что это значит. Но в то же время отказывалась это понимать. Билли то приходил в сознание, то снова куда-то проваливался. Его тело было просто ледяным, несмотря на то что он был накрыт множеством одеял. Я легла рядом с ним, чтобы покормить его с ложки и согреть.
– Билли, я люблю тебя всем сердцем, – сказала я. – Уверена, ты всегда знал, что ты особенный. И это правда. Я так благодарна тебе за то, что ты позволил мне быть частью твоей жизни. Иногда я чувствую себя Дороти в стране Оз: мой мир наполнился яркими красками, когда я увидела тебя.
– Я люблю тебя, Рути, – нежно сказал Билли.
Он заснул, а я все не выпускала его из объятий. Мы дышали в унисон, и я на всю жизнь, словно песню, запомнила медленный ритм его дыхания.
Билли испустил последний вздох на следующий день в четыре часа дня. Пол держал его за руку. Он сразу же позвонил мне.
– Билли только что умер, – сказал он.
Мне показалось ужасно диким, что нечто настолько важное, настолько ошеломляющее произошло без меня!
– Все случилось очень быстро, – сказал Пол. – Я этого не ожидал. Он просто ушел.
Я ехала к Полу, вцепившись в руль и нажимая на газ. Теперь это кажется странным, но тогда я думала, что, возможно, Пол ошибся. Что Билли просто уснул. Что я могла вернуть его к жизни. Сколько раз до этого я оказывалась в подобных ситуациях, осознавая при этом, что душа уже оставила тело. А теперь не могла принять, что это произошло с Билли.
Билли действительно ушел. Я уложила его ровнее и закрыла ему глаза.
– Сегодня он знал, кто он, – сказал Пол. – Он знал, кто я. В последнее время это случалось не каждый день, но сегодня он все это знал. И знал, что его любят. – Пол заплакал и на этот раз не стал сдерживать слезы. – Он даже поел сегодня утром. Съел немного хлопьев, которых давно не ел… Он уже довольно давно не ел обычную пищу. Прости.
– Тебе не за что извиняться, – сказала я. – Я очень тебя люблю, Пол. И знаю, как сильно вы любили друг друга. Никогда не вини себя в том, что любишь кого-то слишком сильно.
Я беспокоилась о том, как Эллисон переживет уход Билли, и чуть погодя попыталась с ней поговорить. Она молчала, так что начинать пришлось мне. А потом она твердо и уверенно произнесла:
– Я рада, что теперь ему хорошо. Он так долго страдал.
Эллисон еще не было одиннадцати, а она уже знала, что требовать от людей, чтобы они жили больше времени, чем они сами готовы провести на земле, – это эгоизм. Я кивнула, пытаясь усвоить слова дочери.
Я позвонила Митчу и рассказала про Билли. Он приехал.
– Мне очень жаль, – сказал Митч. – Я знаю, как много Билли для тебя значил.
– До сих пор не могу прийти в себя, – сказала я.
Митч поморщился:
– Это было предсказуемо. Мы несколько месяцев знали, что он умрет. А то и дольше.
Я качала головой, потому что не хотела, чтобы Митч видел, как сильно меня ранили его слова.
– Пойду приму ванну, – сказала я.
Я закрыла дверь, залезла в ванну и включила воду на полную
