Тот, кто мешает нашим усилиям, кто требует невмешательства, является врагом нашей республики. — Cенатор Клод Пеппер.
У нас есть люди, есть необходимые материалы. И мы знаем лишь один путь к победе — немедленное открытие второго фронта. — Джозеф Керран.
С четырнадцатиминутным обращением по телефону из Голливуда выступил Чаплин.
На полях сражений в России решается вопрос, восторжествует демократия или погибнет. Судьба союзников в руках коммунистов. Русским очень нужна помощь. Они просят нас открыть второй фронт. Можем ли мы позволить себе ждать до тех пор, пока будем полностью готовы и уверены в победе? Можем ли мы позволить себе роскошь играть наверняка? Россия сражается у последней черты. Но эта черта — и последний оплот союзников. Когда рушится наш мир, наша жизнь, наша цивилизация, мы обязаны пойти на риск. ‹…›
Остерегайтесь умиротворителей — они выползут из своих нор и станут требовать заключения мира с Гитлером-победителем и скажут: «К чему жертвовать жизнями американцев? Мы можем договориться с Гитлером по-хорошему». Берегитесь нацистской ловушки. Нацистские волки напялят овечьи шкуры. Они предложат нам выгодные условия мира, и, не успев опомниться, мы окажемся в плену у нацистской идеологии. И тогда мы станем их рабами. Нацисты отнимут у нас свободу и будут контролировать наши мысли. Гестапо будет управлять миром. Они будут управлять нами и на расстоянии. ‹…› Прогресс человечества будет приостановлен. Права меньшинства, права рабочих, гражданские права — все это уйдет в прошлое.
Чаплин — наряду с Робсоном — солировал среди агитаторов за второй фронт. Еще радикальнее выступил он на десятитысячном митинге в Сан-Франциско 10 мая 1942 года.
Я не коммунист, я просто человек и думаю, что мне понятна реакция любого другого человека. Коммунисты такие же люди, как мы. Если они теряют руку или ногу, то страдают так же, как и мы, и умирают они точно так же, как мы. Мать коммуниста — такая же женщина, как и всякая мать. Когда она получает трагическое известие о гибели сына, она плачет, как плачут другие матери. Чтобы ее понять, мне нет нужды быть коммунистом. Достаточно быть просто человеком.
Триумф триумфом, но после митинга Чаплин ощутил «в воздухе» настороженность, смущение, тревогу.
«А вы смелый человек», — сказал Гарфилд, намекая на мою речь. Его замечание меня встревожило: я вовсе не собирался проявлять свою доблесть и еще меньше — становиться борцом за какое-то дело. ‹…› Замечание Джона расстроило меня на весь вечер. Но грозовые тучи рассеялись, и жизнь в Беверли-Хиллз после моего возвращения пошла по-прежнему.
Впрочем, после июльского выступления Чаплина в Нью-Йорке они вновь сгустились. Чаплин одновременно получил приглашение выступить на очередном митинге в Карнеги-холле и настойчивую просьбу «очень большого человека» из Вашингтона (то есть ФДР) воздержаться от выступления, переданную ему за партией в теннис Джеком Уорнером: «Просто читай по губам: не ходи туда». От себя Уорнер добавил безобразный комментарий: «Мы просто не готовы к открытию второго фронта и не готовы сейчас загубить миллион человек из-за воплей Сталина».
Чаплин был в долгу перед ФДР, тремя с половиной годами раньше санкционировавшим работу над «Великим диктатором», однако долг этот не вернул и на митинге выступил.
В результате ‹…› моя светская жизнь исподволь сошла на нет. Никто больше не приглашал меня провести уик-энд в богатом загородном доме. — Чаплин.
Зеленый лужок, на котором отец разбил изящный корт, опустел по воскресеньям. Я думаю, отец был в те дни самым одиноким человеком в Голливуде. — Чарльз Чаплин-младший.
