Ты не понимаешь себя саму…Чувства! Пф, ты говоришь, как маленькая девчонка…Выйди замуж, я научу тебя.Считай себя ребенком…Офелия терпела все эти высказывания, и это отражалось на ее лице. Все это проигрывалось на ее прекрасном лице. Публика была заворожена. Офелия таяла под давлением брата и отца. Ее любовь к Гамлету рассыпалась под весом их ожиданий. Уиллоу той ночью рассказывала историю своей жизни, как будто Шекспир написал эту пьесу для нее. Мое сердце разбивалось.
Я принес боль с собой на сцену с призраком, когда дух отца Гамлета рассказывает ему свою историю. О предательстве и убийстве. О яде, влитом в его ухо рукой брата.
Я пошел искать Уиллоу, как только ушел со сцены. Я нашел ее за кулисами, она сидела на перевернутом ведре в темноте, сложив руки на коленях. Она ахнула, когда я взял ее за руку, и сразу же отстранилась.
– Нет, Айзек, я не могу с тобой говорить.
– Тс-с. – Я отвел ее в темный угол, слабо освещенный знаком запасного выхода.
– Я не могу с тобой говорить, – повторила она срывающимся голосом.
– Уиллоу…
– Не могу. – Ее взгляд метался по темноте. Никогда я не видел ее такой хрупкой и нервной. Легчайший ветерок может сдуть ее.
– Ты можешь. Расскажи мне, что произошло.
Она покачала головой, широко раскрыв глаза.
– Не могу. Я пообещала, что не стану.
– Пообещала кому? Своему отцу? – я мягко взял ее за плечи. – Он заставляет тебя это делать. Почему? За что?
Она открыла и закрыла рот. Казалось, она чуть ли не паниковала, вырываясь из моей хватки.
– Мне нужно идти. Пропущу свой выход.
– Черт с пьесой, – сказал я. – Поговори со мной.
– Не говори так, – возразила она. – Здесь твои агенты по кастингу. Это твоя возможность…
– Это из-за долга моего отца? – спросил я. – Если так, то забудь. Я разберусь с этим.
– Нет, ты не понимаешь, – сказала она, с несчастным видом качая головой. – Все намного серьезнее денег.
– Расскажи мне тогда.
– Он уничтожит тебя.
– Да пошел он, – сказал я. – Я не боюсь его…
– А стоило бы.
– Почему?
– Потому что ты не понимаешь, с кем имеешь дело. – Теперь она казалась спокойной, словно со всем смирилась, а это было хуже лихорадочного страха. – Я сама была свидетелем того, на что способны люди с привилегиями, если захотят.
Я пробежал руками по волосам.
– Ты не веришь, что я смогу все исправить? Да?
– Ты ничего не можешь сделать, – сказала она, переходя на шепот. – И он увозит нас.
– Увозит?
– Его перевели в Канаду. Мы покинем Хармони через четыре недели.
Эти слова ударили меня прямо в грудь. Она не может поехать в Канаду. Она только начала выбираться из этого холода. Хармони был нужен ей, чтобы вылечиться.
– Он не может так поступить, – сказал я. Ярость обжигала горло.
– Может. Мне не восемнадцать, и даже если бы было…
– Тебе исполнится восемнадцать через пару месяцев.
Она покачала головой.
– Для него это не имеет значения.
– Так что ты хочешь сказать? Что все… кончено? Между нами? Навсегда?
Ее глаза светились в темноте, огромные и нежные.
– Надеюсь, что нет. Но…
– Но что? Мы будем ждать? Месяцами? Неделями? Сколько? Черт побери, Уиллоу… – Я схватил ее за руку, и она дернулась. – Останься. Останься со мной. Или Марти. Он примет тебя.
