Книга Гобелен с пастушкой Катей - Наталия Новохатская

Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 163

Думается мне теперь, что Люся так долго колебалась, потому что форму ответа оттачивала. Следов своего участия оставлять не хотела. Как ни говори — бывшая возлюбленная. Получилось бы, что она выдала Прозуменщикова из нехороших чувств, из запоздалой мести. Когда поняла, какую цену деталька имеет…

Придумала дамочка классно: ни ее, ни ее голоса, ни ее почерка — никто не видел и не слышал. Письма девушке Томе от девушки Люси, мелкие девичьи тайны. Докажи, попробуй, что это Люся Немировская; докажи, что письма она дала почитать. Письма-то самые подлинные, анализ произвел, не поленился…

А в письмишках всё записано: что в тот день, когда Люся столкнулась с «Волгой» — 1 августа, Олеся Скоробогатова поехала с Прозуменщиковым в Ленинград, по крайней мере собиралась была тогда жива и здорова… Главное ведь — исчезла Олеся из Гудауты 28 июля, то есть числилась в пропаже. Пока хватились, то да се — она в Москву приехала, в пустую квартиру — бабуля как на грех к подруге старинной на дачу уехала, не повезло Олесе. И далее то ли сама к Андрюше бросилась, то ли он девочку нашел и позвал: письмо с протестом подписать, Люсю приходом соперницы примерно наказать.

Совершенно сказочный результат выявился, последний раз живую Олесю видели с Прозуменщиковым, они собирались в Ленинград. Хоть в милицию неси — поднимать старое дело о розыске, они-то девочку в море искали, думали — утонула. Из Олесиной семьи никто Прозуменщикова не упомянул, считали, что дело прошлое. Можно спокойно спрашивать у столпа добродетели: «Куда девочку дел восемнадцать лет тому назад?» Но желательно бы и самим знать…

На то догадливая Люся присовокупила для нас нынешний адрес Октавии. Видно, что-то знала или подозревала. Прозуменщиков повез в Ленинград Олесю, а вернулся через неделю с Тэви Мэкэби. Она может знать, как он обмен произвел, и куда младшая из девушек делась. Сие не исключено. Да хоть встретила Октавия Олесю в Ленинграде — и то дело в шляпе! Прозуменщиков повез в Ленинград несовершеннолетнюю соблазненную им девушку, и более ее живой никто не видел. Россия спасена от монстра, Криворучко нас озолотит, а заслуженный художник Скоробогатов может хоть завтра возбудить дело. Что суд скажет — неясно, но шуму будет изрядно.

Понятно, в том случае, если богобоязненная Октавия ответит нам в письме, что такого-то числа 1974 года она видела девочку Олесю с такими-то приметами в обществе ныне известного всем Прозуменщикова. Еще лучше, если ей доведется припомнить, не случилось ли с девочкой чего экстраординарного. Сопоставляются даты — и привет! Прозуменщикову устраивают пресс-конференцию, и вопросы ему задают очень неприятные…

Теперь рассекла, прелестное дитя, какое письмо писать? Убедилась, что нужно?

Глотни и ты напоследок, а у меня дьявольски устал речевой аппарат. Да, спасибо, крошка, еще раз, золотое яичко ты высидела в моей конторе.

Я тоже глотнула из фляжки и долго сидела в задумчивости. Затем высказалась:

— Ты прав кругом, Отче Валентино. Дело твое грязное донельзя, восточные мафиози — цыплята желтенькие по сравнению с будущими нашими лидерами, с Прозуменщиковым и Криворучкой. А казус ты раскопал мастерски — хотя иллюзии мои погибли начисто, о чем не перестану скорбеть. Какую, все-таки, гадость ты выволок на свет божий! Девочку жалко — сил нет… Буду письмо писать Октавии Грэм в город Александрию! Ради памяти девочки Олеси… Ведь наверняка нет ее в живых.

— Выпей еще, крошка, нельзя так убиваться, — посочувствовал Валентин, протягивая мне флягу. — Хотя я понимаю, дай разочту — вы с ней ровесницы, с Олесей, ты себя в пятнадцать лет представила. И каждая женщина представит, а мужик подумает о сестре и дочке… Извини, дитя, что расстроил сверх сил и на тебе впечатление проверил. Убойный материал. Такой любую репутацию свалит, как кеглю. Криворучко сквозь крышу пролетит от восторга и будет держать конкурента за горло мертвой хваткой. Лично я горд до смерти, что расколол даму Глебову. Ты бы ее видела — воплощенная Минерва, то бишь Афина Паллада. Но потрудилась знатно, себя не пожалела. Перед ней — благоговею. А стихов она после Прозуменщикова больше не писала, замолкла, как звуки чудных песен. Ладненько, любезное дитя, давай по последней и в лавку обедать. А потом — за дело!

Мы приложились по разу и тронулись по лесной дорожке в сторону изогнутого пруда и Антоновой машины. Последний встретил нас с восхищением.

— Валь Михайлыч, чудеса да и только! — возрадовался водитель. — Первый раз вижу, что вы с утра хороший! Куда же вы, девушка Катя, смотрели?

И мы поехали в контору «Аргуса». Времени был час пополудни. Свое собственное состояние я определяла, как неадекватное (смурное). Ознакомление с тайной «П.» основательно взбаламутило мою бессмертную душу. Бесспорно, народный герой Прозуменщиков поступил с малолетней Олесей возмутительно — даже если не знать, что с ней приключилось в Ленинграде, а произошло нечто, стершее ее навеки с лица земли. Искупает ли его длительное сидение по темницам сей смертный грех — сказать трудно. На месте Олесиных родителей или сестры я бы не простила: завез пятнадцатилетнюю обманутую девочку куда-то… (Он Олесю обманул, не когда соблазнил, а когда в Ленинград с собой звал: заведомо знал, почему она с ним едет, потому что любит его без памяти и верит ему, а сам — ни сном ни духом, так, для компании, и чтобы Люсе больнее сделать.) И там она пропала, судя по всему, погибла. И ни слова родным девочкиным не сказал, забыл, как утопленного котенка.

С другой стороны, процесс выявления грехов Прозуменщикова и цель выявления — вот что меня смущало. Как ни уговаривай себя, какие доводы о справедливом воздаянии ни приводи — дело было и оставалось грязным. Бесчестным его делал заказ… Мое личное участие в сортировке чужого белья для прачки-Криворучки меня также коробило. И еще соображение.

Не то, чтобы нынешняя деятельность Прозуменщикова вызывала во мне особую симпатию; я, как и Люся Глебова, относилась к подобного сорта национализму с брезгливым презрением, считала его пещерным атавизмом. Однако былые крупные отсидки героя, причем за идею, нажимали нужные кнопки в моем сознании — человек себя не пощадил, пострадал за нас всех.

Олесю пятнадцати лет, тем не менее, он тоже особенно не щадил. Судьба девочки Олеси не давала права повернуться спиной и сказать шантажистам: «Я с вами в эти игры не играю». Смутно было у меня на душе, когда мы отпустили Антона до четырех часов и прошли через «Горницу» в Валькин «Аргус».

— Грустишь, прелестное дитя? — дразнил меня Отче. — Вестимо, невинность терять хоть и занятно, но тревожно, даже если и не впервой. Погоди, сейчас нам обед принесут, не исключено, что развеселимся.

Он деловито поговорил по телефону, и мы стали ждать обеда преимущественно в молчании. Спустя недолгое время в конторе появилась милая Светочка и захлопотала вокруг письменного стола. Наше свидание, вернее сердечность его, как-то примирили меня с жизнью. Вот почему, мелькнула у меня догадка, очень серьезные мужи женятся на милых домовитых курочках: с ними отдыхаешь душой.

После того, как Света унесла посуду и подала кофе, я сказала ей, чтобы не забыть:

Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 163