Глава 1
Марк Фосетт провел рукой по лбу, словно пытаясь стряхнуть с себя усталость, смятение и сомнение. Исповедь Нэнси потрясла журналиста. Профессор Тейлор Карр, аристократ, безупречный муж женщины, связанной с мафией, неожиданно предстал перед ним в странном свете.
– Теперь, мистер Фосетт, вам все известно.
Отдохните немного. Я позову вас, когда придет время.
Она поднялась и направилась к двери. Марк вскочил и попытался удержать ее.
– Подождите! Не уходите, – взмолился он. – Не сейчас…
Он забыл и об усталости, и о страхе: так захватил его рассказ Нэнси.
Женщина обернулась и вопросительно взглянула на журналиста. Она держалась по-королевски, но что-то в ее глазах говорило собеседнику: Нэнси Карр потерпела поражение. Может, добившись осуществления своих великих замыслов, она поняла: игра не стоила свеч, преступления и страдания оказались напрасны.
– Что еще? – резко спросила Нэнси.
– Неужели профессор Карр так вас любил? Неужели он убил журналистку, чтобы завладеть компрометирующей записью и уберечь супругу от скандала?
В глазах Нэнси мелькнули сначала гнев, а потом снисходительное сочувствие:
– Вы ничего не поняли, Фосетт? Профессор Карр использовал Натали Гудмен, чтобы сломать мою карьеру и не позволить мне выставить кандидатуру на пост мэра. Дело в том, что он поставил на другую лошадку…
Марк испытал потрясение и растерянно пробормотал:
– Вы хотите сказать, что ваш верный спутник, уважаемый профессор, безупречный муж, мужчина, многие годы любивший вас, потомок аристократического рода, короче, вы хотите сказать, что Тейлор Карр – один из главарей мафии? И вы думаете, я поверю?
– Если уж вы не верите, тем более не поверят читатели, если газета позволит вам опубликовать мою историю. Но я обещала вам говорить правду, и это – чистая правда. Тейлор Карр – голова того спрута, что охватил своими щупальцами всю Америку. Он – ведущий руководитель и стратег мафии. Ему подчиняются главари от Нью-Йорка и до Палермо.
Нэнси подошла поближе к Марку и заговорила тише:
– Так называемые «крестные отцы», о которых вы, журналисты, любите писать, – всего лишь пешки на шахматной доске преступного мира. Они свое отжили. Мафия проникла в банки, на фондовые рынки, в транснациональные компании, в сферы высшей политики, и управляет ею аристократическая рука – рука Тейлора Карра. Он знает все обо всех. Моя жизнь известна ему до мельчайших подробностей. Он стремился обладать мной, потому что сразу же, с той самой первой встречи в Йельском университете, влюбился в меня. А может, он влюбился именно потому, что такая женщина, как я, неизбежно должна была привлечь внимание такого мужчины, как он.
Нэнси грустно усмехнулась и продолжала:
– Случай, только случай – а всякая случайность подчиняется законам собственной, весьма небанальной, логики – позволил мне раскрыть игру Тейлора.
Нэнси смотрела как-то странно, и журналисту показалось, что в глубине ее серых глаз вспыхнули огоньки безумия. Может быть, он сам постепенно сходил с ума?
– Для Тейлора не составило труда передать Гудмен необходимую информацию и заставить меня отказаться от политической карьеры, – произнесла женщина. – А Натали Гудмен только о том и мечтала. Он использовал ее, а потом выбросил, как бросают испачканный бумажный носовой платок.
– Неужели ваш муж так вас ненавидел?
– При чем тут личные чувства? Тейлор любил меня. Но он не хотел, чтобы я стала мэром. Он достаточно хорошо знал: я по его правилам играть не буду.
Марк почувствовал, что его уже ничто не удивляет; он многому научился, слушая историю жизни Нэнси Пертиначе.
– Стало быть, вы, преодолев так много, были вынуждены уйти со сцены, обнаружив истинное лицо вашего супруга. Так? – спросил Фосетт.
– Я выпрыгнула на ходу из поезда, чтобы выжить. Я чувствовала: запас кислорода, отпущенный мне, вот-вот кончится. В конце концов, мистер Фосетт, здесь, на острове, – мои корни. И я захотела вернуться сюда. Как моя мать и бабушка…
– Это я могу понять… – задумчиво произнес Марк. – Но монастырь, почему?..
Нэнси заговорила уверенней:
– Потому что я понимаю, как важна вера.
Думаю, человеку нужно веровать, это единственная сила, способная защитить нас от страданий в бесконечном и непонятном мире, что повелевает нами. А потом, пятьдесят лет – как раз тот возраст, когда пора отойти в сторону. Пятьдесят лет – это и конец, и начало. Потому что на пороге полувека в душе борются жгучее желание действовать и чувство тревожного, беспомощного ожидания. Ты по-иному начинаешь ощущать течение времени.
