— Вот что, — поднялся Марибор со своего места, поднимая с земли оставленный у поваленного дерева пояс с ножнами. — Я тут покараулю, а ты иди, ложись.
Заруба посмеялся тихо, оглядывая Марибора.
— Нет, княже, спать мне тоже не хочется.
— Тогда оставайся, а я пойду, осмотрюсь, — подпоясавшись, Марибор не стал накидывать кожух, хоть и знал, что ночи в последнюю седмицу выдавались прохладные.
Заруба твёрдо кивнул.
— Только далече не уходи, княже, — забеспокоился он, остерегаясь незнамо кого, — мало ли, какая напасть живёт в этих лесах ночью.
Марибор отступил, удаляясь в тень зарослей, и шагал до тех пор, пока не погасли отсветы костра за кущами, а его не объяла тьма да холодная сырость леса. Княжич остановился тогда, когда понял, что бежит от своих мыслей.
«Заруба взбередил же душу»
Постояв на месте, Марибор глубоко вдохнул и выдохнул выстуженный ночью воздух.
Вдалеке гудит, как в трубу, болотная выпь. Подняв подбородок, княжич вгляделся ввысь, пытаясь различить среди сплетения крон небо, но увидел лишь черноту, даже мерцание звёзд заволок то ли туман, то ли дым от костра. До рассвета ещё далеко, и в тиши изредка поскрипывают сосны, доносится хруст ветвей, шорохи, видно, ночные звери вышли на охоту. Вокруг на сотню саженей ни одной человеческой души, только дремучие дебри да вековые деревья. Стоило им покинуть границы Волдара, селения всё реже стали попадаться, а вскоре и вовсе сплошные чистые луга потянулись, а потом и леса, и больше ни одного селения так и не попалось на пути. Но завтра они должны выйти к обжитым местам, там по слухам разжилось племя вергенов.
Неожиданно в лицо пахнуло речными водорослями. Марибор уже неспешно пошёл по склону, вскоре заслышал и тихие всплески воды. Верно, набрёл на речушку, к которой ходили кмети ещё вечером. В дебрях прохладно, даже слишком, но он не пожалел, что покинул тёплое местечко — нужно взбодриться, прийти в себя.
Перебравшись через каменистую рытвину и поднявшись на взгорок, впереди, в двух верстах, и впрямь завидел средь чёрных стволов сосен узкую реку. Марибор спустился по крутому склону, хватаясь за шершавые стволы деревьев и скользя сапогами по траве, вышел прямо к кромке, поросший жёстким рогозом. Хорошо, что в такой холод не было комаров и мошки, иначе закусали бы.
Может, Заруба и прав, кто знает, какая нечисть водится здесь? Но Марибор решил остаться, смыть усталость и чернь дум. Да и чего опасаться, он и сам был похуже лютого беса. Быстро расстегнул ремень, будто боялся, что тело воспротивится лезть в тёмную воду, в которой ночью может прятаться бог весть что. Подобрав полы рубахи, стянул с себя. Плечи, спину и грудь тут же огладил холод, норовя забраться под кожу, принялся с жадностью тянуть тепло. Не мешкая и не оставляя себе времени для раздумий, Марибор скинул сапоги, следом и порты, бросив на сухую траву рядом с ножнами. Вдохнул глубоко свежего речного воздуха, и голова мгновенно прояснилась. Очертания дальнего берега с кустами вереса стали как будто чётче и ярче далёкие звёзды.
Марибор выдохнул порывисто, привыкая к стыни. Прошёл по мягкой полыни, ступни погрузились в ледяную воду, что обожгла едва не до судороги, от которой зябь пошла вдоль позвоночника, вконец отрезвляя — то, что ему сейчас нужно. Он пошёл вглубь, нащупывая глиняное дно, густо поросшее роголистником, который, словно змеи, опутывал лодыжки, вызывая не самые приятные ощущения. Марибор поспешил, колени обожгла вода. Поднимая шум, княжич по подбородок погрузился в воду. Дыхание перехватило, как от удара под дых, свело живот и горло. Потеряв дно, он поплыл к середине. Всплески воды спугнули какую-то ночную птицу, которая, хлопая крыльями, взмыла в небо и, судя по глубокому уханью, то была неясыть. Марибор размашистыми саженями отплыл довольно далеко от берега, и вода уже не казалась такой холодной, обнимала руками, плавно покачивала, как колыбель матери, была ласковой, обволакивающей. Бодрость захлёстывала, вызывая всплеск сил и задор. Задержав дыхание, пловец резко ушёл в чёрную ледяную утробу реки.
Его на короткий миг оглушило жгучим холодом, и тело непроизвольно поспешило поскорее вынырнуть. Едва он вознамерился всплыть, как что-то помешало вобрать с поверхности воздух. На шее будто стянулась петля, натужно потянув вниз. Растерявшись, Марибор дёрнулся, было, вверх, но бесполезно — бороться с невидимыми путами невозможно. Беспомощно двигая в толще воды ставшими бесчувственными руками и ногами, княжич попытался вывернуться из хватки, но его неумолимо тянула на дно чужая сила, которой он, как мог, сопротивлялся, и когда не стало сил бороться, лёгкие едва не разорвались на части — горло и нос забила колючая вода. Боль была нестерпимой, будто его копьём прошибло вдоль позвоночника, разум померк. В следующий миг Марибор опустился на илистое дно, но он не потерял чувств, не умер, видя перед собой в поднявшейся мути свои руки. Когда поднял голову, лицо его вытянулось от изумления, перед ним возник Творимир — его бледное до синевы лицо, исчерченное глубокими тенями, княжич, узнал до мельчайших морщин. Острый, как серп, взгляд резанул, открывая душу, вынуждая Марибора пошатнуться волей. Плотно сжатые губы старца выказывали горечь и осуждение. Полы его одежды струились под потоками воды, так же клубилась седая борода, обволакивая его крепкую грудь.
— Кем ты стал, — сказал вдруг он.
Голос волхва рокочуще сокрушил слух. Марибор набрался духа, чтобы ответить, но неожиданно ком застрял в горле, и всё разом померкло, где-то в отголосках сознания растворился образ Творимира. Княжич рванулся вверх, мгновенно выныривая из недр черноты, лихорадочно хватанул воздух.
Откашливаясь снова и снова, он пытался восполнить дыхание, но воздуха всё одно нещадно не хватало до надсадной боли в груди. Пылали жаром лёгкие, их кололо, словно в него с каждой попыткой вдохнуть вонзали ножи. Резь в глазах не давала толком оглядеться. Куда делся волхв? Где он сам? Что с ним произошло?
Придя немного в себя, Марибор в тусклом свете звёзд различил берег — рукой подать, а сам он невесть как оказался ближе к жёстким порослям камыша.
"Всё же нужно было послушать Зарубу".
— Вот нечистая сила, едва не сгубила, — выругался княжич, смахивая с лица воду и мокрые волосы, поплыл к суше.
Унимая клокочущую изнутри дрожь и стискивая зубы, Марибор вышел на твердь, ища замутнёнными водой глазами оставленные вещи. Вновь закашлялся, прочищая дравшее болью горло, выталкивая из груди воду. Подхватив с травы рубаху, он поспешно надел её на мокрое тело, следом натянул порты, сапоги и, подняв пояс с оружием, обернулся, всматриваясь в неподвижную гладь воды. Лишь у берега она тоскливо хлюпала, тускло мерцали звёзды. Теперь гадай, что с ним сталось: то ли болотник позабавился, то ли речная дева решила поиграть, да и неважно — воды нахлебался изрядно. Однако то, что видел волхва как наяву, вынуждало Марибора холодеть. Лучше скорее добраться к огню да погреться. Княжич развернулся и без промедления зашагал ввысь, на гору, поспешил покинуть злосчастное место, невесело предчувствуя, что ночное купание даром не пройдёт. Больше не оглядываясь, пошёл к становищу.
