— А вот странно, — заметил Михаил, — первобытные люди ведь прятались в пещеры от невзгод и опасностей, которые ожидали их снаружи. Да? И в нас должна бы говорить эта самая генетическая память, убеждая, что пещеры — это хорошо. А у меня она ничего такого не говорит.
— Ну, это с непривычки, — успокоил приятеля Василий.
— Знаешь, вот побегаешь тут — даже какой-то азарт охватывает, — сказал Равиль. — Чем уже дырка, тем сильнее хочется в нее залезть.
— Это что-то сексуальное, — гоготнул Саша, а Катя цыкнула на него.
— Не, в пещере не соскучишься, — вдруг как-то излишне весело заявил Василий.
Потом они отправились на экскурсию.
— А может… остаться, — неуверенно сказала Катя, — кому-нибудь. Вдруг сопрут вещи.
— Пещерники не сопрут, — уверенно заявил Василий. — А местные сюда не заползут, я табе гавару.
Все вооружились фонарями, взяли с собой на всякий случай одну свечку.
— Сходим на Водокап через Новую, потом к Вите Саратову, потом на Стикс. Да, Рав?
— Давай.
— Какой еще Стикс? — спросил Миша.
— Подземная река. Самый натуральный Стикс. У меня карта, правда, про те места не очень точная… Но там наши с Равом стрелки должны быть. Не заблудимся.
— По жопам дойдем. Ой, извини, Кать, — спохватился Равиль.
— По каким жопам? — удивилась девушка.
— Увидишь.
Да, оказалось, что добровольцы-комсомольцы тридцатых годов с номерами комсомольских билетов на спинах, чтобы не разбежались, действительно потрудились на славу. Пещера была огромная. Пещера впечатляла.
Идти было веселее, чем сидеть, и подземелье уже не давило, а засасывало. Только пугала возможность заблудиться.
— Вот, смотрите, — остановился в одном месте командир и повернул голову с фонарем, осветившим стену, — наша с Равом стрела. На выход указывает.
Уселись перекурить. Равиль подпалил зажигалкой свечку и копотью обновил большую черную стрелку, у основания пересеченную тремя полосками.
— А вот обещанная кротовая жопа. Луч от лампы Рябченко упирался в другой копотной знак — круг и точка в его центре.
— Это Крот ставил. Самый надежный ориентир. Всегда указывает на выход.
Они увидели много интересного. Старые, точно каким-то чудовищем гнутые рельсы. «Колонный зал» — большущий грот, испещренный такими частыми ходами, что действительно потолок держался лишь на монолитных колоннах породы. Водокап там непрестанно капала вода с потолка.
А самое интересное и жуткое обнаружилось, когда в одном гроте они наткнулись на мемориал.
— Ой, господи, — тихо взвизгнула Катя. Аккуратно выложенное камнями полукружие. Засохшие живые цветы и цветы искусственные. Пустые стаканы. Целая пачка печенья. Полбутылки водки. Неначатые свечи. Целая банка сайры. И большая известняковая плита с выбитым на ней текстом: «Здесь покоится Витя Саратов». А за плитой светло-коричневая стена, на взгляд кажущаяся сырой и рыхлой.
— Я не был с ним знаком, — после минутного молчания объяснил опытный Рябченко. — Суперпещерник, говорят, был. Тут не только известняк, песок тоже встречается. Некоторые энтузиасты ходят с лопатами. Готовых ходов им не хватает — новые роют. Впрочем, после Вити, кажется, не роют. Вот и Саратов рыл, рыл и дорылся — на него двадцать кубов песка рухнуло.
— Какой кошмар, — вздохнула Катя.
— Так и не смогли ребята тело откопать. Тут и лежит… Надо бы тоже чего-нибудь оставить для заблудившихся. Таежная традиция. Ну ладно, в следующий раз. Пошли.
Они шли по широким штрекам в полный рост и ползли там, где можно было только ползти. На пути к подземной реке начался длинный, постоянно изгибающийся вправо, заваленный камнями ход, все время то под большим, то под меньшим наклоном. Сели покурить. Миша осветил фонариком свои часы. «3:35 pm».
По этому, как он официально и глумливо именовался в местной картографии, «Подземному переходу» идти было довольно тяжело. В одном месте с потолка сорвался, слава богу — небольшой, камень и прямо Александру Савельеву, не имевшему каски, по башке. В другом Равиль неудачно споткнулся и ушиб голень. Боль пережидали вместе, сочувствуя и снова перекуривая.
Стикс. Неширокая, медленная, холодная черная речка. Они стояли в просторном гроте на берегу, всего на полметра возвышающемся над потоком. Правее берега уже практически не было — отвесные стены вместе с потолком снижались над водой почти вплотную к ней. На байдарке не поплаваешь. Непохоже было, что и это — дело рук нумерованных комсомольцев. Наконец-то ребята встретили естественный подземный мир.
Миша машинально взглянул на часы и испустил ругательное междометие. «3:40 pm». Они же шли по Подземному переходу не меньше получаса, перекуривали, рекой любовались. А часы показывают, что прошло всего пять минут. И двоеточие между часами и минутами исправно пульсировало. Миша сердито постучал по стеклу пальцем. «Себе постучи, придурок, — ответил хронометр. — Нормально иду, чего?..»
— Равиль, сколько сейчас времени? — почему-то шепотом спросил Михаил.
— А… Без двадцати четыре, — спокойно ответил товарищ.
— Ой, пошли обратно, ребят, — предложила Катя.
На обратном пути им встретилась странная картинка, вырезанная, очевидно, ножом в мягкой стене из песчаника. Человеческая фигурка без лица и без ножек. Рядом была выцарапана надпись на латыни:
«HOMO — HUMUS».
Здесь, в экстремальном подземелье, казалось — какую чушь ни выцарапай, все получится глубокомысленно. Рядом с надписью была выжжена кротовая жопа, никуда не указывающая, просто так.
Немного поплутав, вернулись и, мысленно подгоняя примус, с остервенением набросились на гороховый суп из концентратов. День, конечно, выдался тяжелый и начался слишком рано. Когда, помыв с Катей посуду, Саша взялся за гитару, то оказалось, что не игралось и не пелось. Он пощипывал струны, то ли настраивая, то ли просто так. Вдруг в темноте главного входа в грот, освещенного из экономии всего одной свечой, мелькнул луч мощного фонаря. В проходе показалась лохматая голова и сказала:
— Здорово.
Следом появился весь человек — в добротном черном, должно быть, пожарном комбинезоне, с хорошим фонарем в руках. Вошедший был довольно высок и костляв, имел редкую клочковатую бороду.
— Ой, какие люди! — воскликнул Василий. — Крот!
— Здравствуйте, мы много о вас слышали, — торопливо проговорила Катя, но Крот даже не повернул к ней головы.
Он присел рядом с Василием, и тот протянул руку знаменитому пещернику.
— Здорово, Петь.
— Ты же знаешь — я за руку не здороваюсь. Его выпуклые неподвижные глаза отражали свет свечи как-то замутнено. Хотелось взять мягкую фланельку и протереть эти окуляры.
