Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
– Отче, а я видел на море такие большущие волны, что выше твоей избушки, они здоровые камни, что гальку, на берег швыряли, вот!
– Вот видишь, какая сила в волне-то, сынок. Вода мягкая, не то что камень, а сильнее его оказывается, коли волной на берег устремляется. Вот и станем мы с тобою учиться теми волнами володеть. Кроме тех, которые мы видим, есть ещё и те, что внутри нас ходят. А ну-ка, давай глядеть вокруг и замечать дрожь разную.
– Вижу, отче, листва на берёзе дрожит, то её ветер треплет.
– Верно, а ветер – сын Стрибожий, он суть та же волна, только в воздухе.
– Гляди, деда, вон косуля из лесу вышла, – тихо прошептал малец. Косуля осторожно огляделась и принялась щипать сочную траву у самой воды. Надоедливые мухи да слепни тут же набросились на животное, стараясь укусить, но чуткая косуля сгоняла их, вздрагивая кожей.
– Видал, как она волной-то слепней гоняет, – прошептал на ухо Рарогу волхв.
– Эка хитро придумала, – восторженно зашептал малец, – рук-то у неё нет, вот она и придумала так их гонять!
На обратном пути к избушке они всё продолжали открывать разные волны.
– Деда, так сколько же этой дрожи разной есть на свете? – изумлялся, широко открыв голубые очи, княжич.
– Того, брат, никто точно не ведает, но не одна тысяча, это уж точно.
– Деда, а вот говорят «дрожит от страха», значит, страх – это тоже дрожь?
– Так, Рарог, и страх, и радость, и ненависть, и любовь, – всё это особая дрожь, которую мы чувствуем, даже не прикасаясь к человеку, а порой и вовсе не видя его.
Они вернулись к избушке, и малец увидел колоду, висящую на толстой верви, привязанной к большой сосновой ветке. Учитель с силой качнул колоду.
– На волны мы с тобою поглядели, а теперь давай володеть ими учиться станем, останови-ка эту волну. – Княжич борзо кинулся навстречу качающейся колоде и… получив сильный толчок, улетел в траву. Встал, потирая шишку на лбу и оцарапанный бок.
– Ну, с первой шишкой тебя, в учении их ещё будет много, – улыбнулся волхв. – Понял силу волны?
– Ага, – обиженно буркнул малец.
– Да ты, брат, не дуйся, обида делу не подмога. Сам мне только что сказывал, как волна огромные камни швыряет, и тут же, будто камень, на пути волны стал. Запомни, что волну только волной остановить можно, главное её понять, приноровиться к ней. А ну-ка, ещё раз, только с умом попробуй, вот так, гляди. – Учитель сильно раскачал колоду и стал перед летящей на него тяжелой деревиной. Когда она долетела до него, ученик даже на миг от испуга чуть прикрыл очи. Но волхв не упал, а лишь мягко отклонился назад, замедляя лёт колоды, а когда она устремилась обратно, так же мягко придержал её.
* * *
Княжич садится за стол, берёт ложку десницей и тут же получает лёгкий подзатыльник от старика.
– Ты забыл, что сегодня дива-день, и ложку, и нож, и ковш, чтобы попить, – всё должен брать шуйцей.
– Так несподручно ведь, – насупился малец, перекладывая ложку в левую руку.
– Ты воин, а в сражении тот, кто обеими руками одинаково володеет, лепше выживает, запомни! Вчера ты десницей с делами справлялся, сегодня шуйцей, а завтра обеими попеременно. – Старик помолчал, потом добавил: – Нынче на болото пойдём, там и будет понятно, как ты научаешься обеими руками володеть…
– А зачем на болото?
– Затем, что на твёрдой почве ты от шишек уже научился уклоняться, а вот на болоте-то посложнее будет.
Юный Рарог стоит на скользких болотных кочках, расставив ноги, а волхв швыряет в него принесённые в корзине большие сосновые шишки, которые дозволяется ловить либо уклоняться от них. Шершавые шишки, порой задевающие вскользь, ранят кожу раздетого мальца, оставляя саднящие царапины. Он несколько раз скользит на кочках, потом оступается и падает в болотную жижу. А дед уже берёт из корзины галечные камни, – их удары гораздо сильнее. Снова падение, и снова боль от пропущенного камня. Болотная грязь, покрывшая щёки, прорезывается светлыми ручейками слёз.
Когда, омывшись в озерке, Рарог с трудом натягивает рубаху на мокрое тело, покрытое ссадинами и разбухающими синяками, старый волхв примирительно речёт:
– Не держи на меня зла, сыне, и не жалей себя. Жалость унижает мужа, а в настоящем бою тебя никто не пожалеет. Драться тебе придётся с разными воинами, но чаще с нурманами, а для них сама жизнь – это война, и жалости они не ведают. Так что через несколько седмиц будешь вспоминать об этих камешках, как об игре безобидной, потому что стану я тебя стрелами бить, хоть и тупыми, но стрелами. А без такой учёбы загинешь в первом же бою. Прадед твой Годелюб и отец Годослав храбрыми воинами были, да полегли от рук коварных франков, саксов и данов. И дело тут не только в храбрости, а и в хитрости врага. Но о сём мы с тобой позже потолкуем…
По дороге к избушке они узрели, как в небе кругами ходил белый сокол.
– Видишь, Сварга нас стережёт, всё ладно будет!
– Деда, а Сварга это твоя птица, ты её хозяин? – спросил юный княжич.
– Нет, брат Рарог, я волхв, а не сокольничий, мы друзья со Сваргой. Она вольная птица и никому не принадлежит, как ветер или море, так же и я никому не принадлежу.
– А как же вы с ней подружились?
– В беду она попала, тогда ещё совсем молодой соколихой была, видать, напал на неё кто-то, крыло повредил. Лежит на траве, крыло сломано, лететь не может. Вот и помог я ей, выходил. Она, вишь, смышлёная какая, пока я ей крыло правил и тонкие деревянные пластины прилаживал, чтоб срослось правильно, ей больно было, а она ни разу даже когтем не царапнула меня, ни клювом своим железным не тронула. Понимала, что спасаю. Я потом её, чтоб крыло скорей срослось, толчёными рыбьими костями подкармливал.
– Так ты её отпустил потом?
– Знамо дело, отпустил, как она радовалась, когда смогла в небо взлететь, что творила в воздухе! И крутилась, и вертелась в нём, никогда я за всю жизнь не видывал, чтоб гордый сокол такое в небесной сварге выделывал, потому и назвал я её Сваргой. А после того часто прилетать стала, присядет на ветку и рассказывает про своё житьё-бытьё. Я же ей припасал угощение. А однажды прилетела не одна, а с суженым, такой же гордый красавец, только поменьше, самки ведь у соколов крупнее. Похвалил я её выбор, порадовал словом добрым, гляжу, Сварге то приятно, ещё с большей гордостью голову держать стала.
– Деда, а правду рекут те, кто к тебе приходит за советом или помощью, что коли они гостинец принесут для Сварги, и она его примет, то потом их дом беда стороной обходит?
– Того доподлинно не ведаю, но про одного человека точно сказать могу, коему она в самом деле помогла в беде.
– Кто ж тот человек, отче?
– Так я и есть тот человек. Как-то через год с небольшим после того, как мы подружились со Сваргой, случилась со мной беда. Шёл я после дождя вдоль оврага, да задумался, видно, не о том, поскользнулся на глинистой кочке, упал, да и в овраг загремел. Очнулся, нога болит, пощупал, эге, так у меня лодыжка-то сломана! Слышу клёкот знакомый, повернул голову, а это Сварга с Суженым сидят и стерегут меня, чтоб, значит, никто из зверей лесных не тронул, пока я без памяти лежу. Ножом срезал сук потолще, чтобы опираться на него. А птахи надо мной вьются, хлопочут, помочь хотят, а как? Только во мне от этого сил сразу прибавилось, выбрался я обходной тропкой из оврага и до избушки доковылял. Выправил кость свою, как надо, дощечку лыком примотал, срастайся! Сижу как-то подле избушки на солнышке, слышу голос знакомый. Гляжу, Сварга прилетела, что-то из когтей выронила и на дерево уселась. Пригляделся я, а она рыбу мне принесла, гостинец, значит. Хоть каждому ведомо: не ловит сокол рыбу, не его это промысел, он только в воздухе дичь берёт, даже куропатку, коли она на земле сидит, и то не возьмёт, пока она не взлетит.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
