— Нам пора в путь, — сказал де Уоренн после многозначительной паузы. — Вы поедете со мной.
— О нет! С кем угодно, только не с вами!
— Решения здесь принимаю я, миледи. А все остальные им подчиняются.
— Но я не желаю находиться в такой близости от вас всю дорогу до Элнвика!
— Вы поедете со мной! Это решено. Я не дам вам ни малейшего шанса удрать от меня, а кроме того, — и он усмехнулся, глядя ей в глаза, — вам наверняка не может не понравиться столь близкое соседство!
Смерив его с головы до ног презрительным взглядом, Мэри подошла к громадному гнедому жеребцу, которого держал под уздцы один из рыцарей. Стивен легко вскочил в седло, посадив Мэри впереди себя.
Судя по всему, норманны благополучно завершили свою вылазку в Шотландию и намеревались к вечеру добраться до Элнвика. Мэри решила непременно разузнать, зачем им понадобилось разбивать лагерь и ночевать в такой близи от Карлайсла и Лидделла. Ведь не ради же встречи с диким кабаном негодяй де Уоренн, этот ублюдок,
Будь он трижды проклят, почтил своим присутствием ее родные края!
Каждый час Мэри незаметно бросала наземь лоскутки от своей рубахи, от души надеясь, что еще до наступления темноты, руководствуясь этими знаками, отец и братья освободят ее из рук норманнов, взяв в плен самих похитителей.
В полдень отряд остановился у ручья, чтобы напоить усталых лошадей. Мэри с наслаждением растянулась на земле под густой ивой, поодаль от норманнов. Бросив быстрый взгляд в их сторону и убедившись, что никто за ней не наблюдает, она незаметно привязала белый лоскут к одной из нижних ветвей дерева и тотчас же выпрямилась, сложив руки на коленях.
— О чем вы задумались, мадемуазель? Любуетесь ландшафтом? — спросил Стивен, подъезжая к иве на своем жеребце.
— Вот именно, — зло усмехнулась Мэри. — Ничего более уродливого я еще в жизни не видела!
— Вы говорите как истинная дочь Шотландии. Ведь вы шотландка, Маири? — и он окинул ее пытливым взглядом.
Мэри досадливо нахмурилась. В который уже раз он словно читал ее мысли. Она и впрямь считала себя шотландкой, хотя мать ее, королева Маргарет, родилась в Англии. Брат матери, Эдгар Этлинг, доводясь внучатым племянником саксонскому королю Эдуарду Исповеднику, считался наследником английского престола. После завоевания страны герцогом Вильгельмом овдовевшая мать Маргарет и Эдгара нашла убежище в Шотландии. Малькольм, покоренный красотой Маргарет, женился на ней, когда скончалась его первая жена Ингеборг.
— Да, я шотландка, — помедлив, ответила она и гордо вскинула голову.
— Но вы так прекрасно владеете английским… Гораздо лучше, чем я.
— Боюсь, вы, норманны, слишком тупы и не восприимчивы, чтобы свободно изъясняться на чужих наречиях.
Внезапно Стивен как-то разом подобрался в седле и сдвинул брови, вглядываясь в заросли.
— Похоже, присутствующий здесь норманн и вправду оказался на редкость туп! Он спешился и направился прямо к злополучной ветке, на которой висел лоскут от рубахи Мэри. Сдернув его вместе с листьями и корой, он подошел вплотную к девушке. Та в страхе зажмурилась и вжалась в ствол ивы.
— Если вам так не терпится избавиться от своей одежды, мадемуазель, — загремел его голос над самым ее ухом, — то скажите лишь слово!..
Мэри молчала, парализованная страхом, и даже не решалась открыть глаза.
— Сколько же таких тряпиц вы успели раз бросать на пути сюда от места нашей стоянки, мадемуазель? — не унимался де Уоренн. — Скажите, сколько? Да отвечайте же! Или вы не успели их сосчитать?
Глава 3
Не добившись ответа, Стивен грубо схватил ее за плечи и проревел:
— С каких пор вы оставляете эти знаки, Маири Синклер? Отвечайте немедленно!
Ужас, владевший Мэри, внезапно отступил, сменившись гневом, презрением, негодованием. Как смеет он поднимать руку на беззащитную леди?
— С самого утра! — с вызовом ответила она. — Да отпустите же меня наконец! Вы разве не понимаете, что делаете мне больно!
Стивен через несколько мгновений повиновался, хотя ему стоило немалого труда сдержаться, чтобы не задать ей тут же, при всех, хорошую трепку.
— Я недооценил вас, мадемуазель, — с все возраставшей досадой проговорил он и немедленно велел Нейлу, своему немолодому оруженосцу, объявить сбор и седлать лошадей, чтобы уйти от возможной погони.
— От кого вы ждете помощи, мадемуазель? — зло спросил он. — От своего отца? Или же от пылкого и преданного возлюбленного?
— Скоро мой отец настигнет вас, норманн,
И тогда берегитесь! Он разрубит вас надвое своим острым мечом! Ведь он — величайший воин Шотландии! — крикнула Мэри. Голос ее звенел от гнева, от предвкушения справедливой кары, которая должна была неминуемо настичь ее обидчиков, и от едва сдерживаемых слез.
— Тогда мне наверняка должно быть знакомо его имя. Назовите же его, Маири. Так будет лучше для вас. Ведь рано или поздно я все равно узнаю правду.
Закусив губу, Мэри помотала головой. Поняв, что больше ничего от нее не добьется, Стивен подсадил ее в седло и сам уселся позади нее. Мэри казалось, что она кожей спины чувствует бешеную ярость, клокотавшую в его могучем теле. «Так тебе и надо, проклятый норманн», — злорадно подумала она.
Теперь кавалькада скакала быстрым галопом. Норманны торопились в Элнвик. Мысль о погоне словно придавала сил им самим и даже притомившимся лошадям. Мэри то и дело оглядывалась назад в тщетной надежде увидеть отца и братьев, спешащих ей на выручку. Так прошло несколько томительных часов. Внезапно Стивен остановил коня и с нескрываемым торжеством произнес, указывая вперед, где на вершине крутого холма в вечерней мгле смутно вырисовывались очертания крепости:
— Вы проиграли, мадемуазель! Полюбуйтесь-ка, перед вами Элнвик.
Он направил коня вперед, и тот с быстротой ветра помчался к родному дому, где его ждали просторное стойло, отдых и обильный ужин. Мэри принялась с тоской разглядывать огромный замок, обнесенный толстой каменной стеной с четырьмя сторожевыми башнями и окруженный глубоким рвом. Она прекрасно отдавала себе отчет в том. что побег отсюда невозможен, так же, впрочем, как и взятие Элнвика штурмом и приступом, если бы король Малькольм решился силой отнять у похитителей свою дочь. О взятии Элнвика в осаду нечего было и думать. В крепости наверняка хватит съестных припасов, чтобы продержаться несколько месяцев. К тому же, осада неминуемо положила бы начало новой затяжной войне. А на подобное Малькольм Кэнмор не решится даже ради своей любимой дочери.
Копыта коней процокали по бревнам подъемного моста, и вскоре всадники, приветствуемые стражей, въехали сквозь широкие ворота во двор крепости. «На этом огромном пространстве, — пронеслось в голове у Мэри, — могли бы вольготно расположиться несколько шотландских деревушек, да еще, пожалуй, и королевская крепость Эдинбурга в придачу». Мэри, словно завороженная, смотрела на людей, деловито сновавших по мощенному булыжником двору: мальчишек, гнавших к хлеву стадо овец, кузнецов и плотников, воинов и рыцарей,
