Попытка Гогенштауфенов консолидировать свои позиции по отношению к князьям и знати закончилась провалом. Уже простое расширение границ империи противоречило единоличному господству. К тому же гибель Барбароссы во время Крестового похода, ранняя смерть императора Генриха VI в 1198 г., характерное для его сына Фридриха II сосредоточение сил и внимания на Италии ослабляли императорскую власть. Длительный спор с папством, истощение ресурсов в ходе итальянских походов, многочисленность противоборствующих сил, а также замедленное по сравнению с Западной Европой культурное развитие привели к тому, что империя сохранила унаследованный от прошлого своеобразный характер. В то время как западные соседи располагали четко определяемой территорией, а также городами, которые становились столицами и резиденциями государей, экономическими и культурными центрами, границы империи оставались размытыми и в империи никогда, вплоть до прекращения ее существования в 1806 г., не было «долговременной» столицы, сравнимой с Лондоном или Парижем. Вместо центральной имперской власти на передний план выдвигались территориальные княжества — земельные владения знатных семей, имперские города, в Италии — автономные города-государства, все сильнее дистанцировавшиеся от империи.
Так в центре Европы одновременно возникли два политических уровня: с одной стороны, сама империя, глава которой, император, был наделен скорее символической, нежели реальной властью. Имперские же сословия заняли по отношению к нему позицию, довольно быстро укрепившую их: духовные и светские имперские князья, в числе которых с XIII в. особое положение занимали курфюрсты[11] выступали в качестве единственных избирателей короля. Города непосредственно подчинялись императору, и ему же непосредственно подчинялись графы и рыцари. Имперские сословия собирались на рейхсхофтаги — с XII в. возобладал принцип, в соответствии с которым императору во всех важных делах, касавшихся империи, необходимо было их согласие. Из хофтагов возник рейхстаг, который к XV столетии превратился в прочный регламентированный институт, игравший важную роль в имперской политике. Можно было бы задаться вопросом о том, почему империя, это слабое образование, глава которой всегда зависел от избрания и поддержки со стороны курфюрстов и сословий, смогла неделимой дожить в центре Европы до начала XIX в. Ответить непросто. Причин этому явлению много, начиная с того, что сообщество европейских государств нуждалось именно в таком внутренне раздробленном центре Европы как в пространстве для обеспечения баланса интересов и в качестве театра военных действий и кончая тем, что была необходима правотворческая и умиротворяющая сила, которой обладал слабый глава империи. Еще одна причина удивительной живучести империи заключалась в принципе выборности короля. Высшая аристократия была в долгосрочной перспективе ориентирована на свободное сотрудничество и на сосуществование королевской и императорской власти. Каждые выборы короля были новым вотумом доверия в пользу империи, и поэтому именно избиратели короля оказывались гарантом ее прочности и долговечности.
С другой стороны, территориальные государства, из которых состояла империя и к которым переходило все больше власти и самостоятельности, представляли собой почти зоологическое обилие курфюршеств, герцогств, епископств, графств, имперских городов, аббатств и владений рыцарских орденов. В них также господствовал принцип двоевластия: тому или иному князю противостояли ландтаги, в которые входили представители разных сословий и которые составляли единство территории в условиях длительных изменений на карте Центральной Европы, деления и соединения земель в результате последствий войн или случайностей, связанных с династическими взаимоотношениями. В особых случаях, например при несовершеннолетии князя, ландтаги также представляли собой стабилизирующую силу. Не только князья, но и сословные власти, парламенты, сословия и ландтаги способствовали укреплению и стабилизации империи.
О Германии XIX в. говорили как о «запоздавшей нации». Собственно, это понятие имеет силу для всей немецкой истории. Империя сильно запоздала уже на пути в Новое время. Что касается формирования конституционного строя и правопорядка, административного аппарата, техники управления и прямого осуществления королевской власти, то, к примеру, Франция, Англия, Неаполь, Сицилия, Арагон, Кастилия и Португалия, уже обогнали империю. В то же время страны северной и восточной периферии Европы: Шотландия, Дания, Норвегия, Швеция, Венгрия — еще далеко отставали от нее. Европа состояла из двух регионов, четко разграниченных в политическом и культурном отношении: из более современной (хотя и старшей по возрасту части), территориально более или менее совпадавшей со сферой господства античной Римской империи, и из отсталой, более молодой области, которая простиралась к северу от Адрианова вала в Англии, к северу om limes, Рейна и Дуная. Здесь на протяжении еще многих столетий королевская власть осуществлялась не в придворной канцелярии, с помощью пера, а в седле и с мечом.
Посреди этого «двойного» континента лежала империя, частично относившаяся к более старой Европе, но в основном все же к более молодой и тем самым представлявшая собой уменьшенное отображение континента в целом. В некотором отношении империя могла идти в ногу с западными европейскими регионами. Это касалось прежде всего торговли, развития транспорта, ремесел и городов, постепенно выходивших из тени землевладельцев и владетельных князей и формировавших собственную культуру с особыми правами, новой общественной иерархией, новыми стилем и ритмом жизни. Большинство немецких городов возникли между началом XI и началом XIV столетия. Цепь этих городов протянулась от Фрейбурга в Брейсгау через Мюнхен и Нюрнберг до Любека. То же касается и городов востока, например Берлина, Кенигсберга и Эльбинга[12]. Но обращало на себя внимание то обстоятельство, что крупные торговые города империи нигде не были тождественны центрам императорской власти. Они располагались большей частью на северной и южной периферии, по берегам Северного и Балтийского морей, как, например, Любек, Бремен, Гамбург и Росток, или вблизи больших перевалов через Альпы (Аугсбург, Регенсбург). В то же время короли и императоры по мере расширения империи на восток переносили свои резиденции и фамильные захоронения в восточном направлении — в Гослар, Магдебург, Нюрнберг и Прагу. Отсутствие столицы, того неподвижного и прочного административного центра, который был бы одновременно центром культуры, образования и торговли, самое позднее с XIII в. говорило о явной по сравнению с Западной Европой слабости императорской власти. Недостаточная концентрация центральной власти, архаические структуры управления империи объяснялись прежде всего тем, что германский король и римский император в значительной степени зависел от согласия имперской знати. Избираемая королевская власть по природе своей слаба и поэтому оказывается отсталой, если обратиться к вопросу о формировании современной государственности.
Центральная часть континента не могла угнаться за его западной частью и в культурном развитии. Около 1300 г. во Франции насчитывалось пять университетов, готовивших юристов и администраторов, в которых нуждался тогдашний властитель, в Северной Италии — три, в Англии и Кастилии — по два, в Португалии — один. Во всей же империи, как и в «молодой» Европе в целом, в ту пору не было ни одного университета. Только в 1348 г. император Карл IV на правах богемского короля основал университет в Праге — примерно через двести лет после создания Парижского университета, ставшего прообразом Пражского. Еще в XIII столетии письменность, культура и наука были в основном делом романских стран, а также Англии. Это не значит, что в Германии в процветавших городах, при княжеских дворах, в школах при соборах и монастырях не расцветали науки. В университетах Парижа, Болоньи и Саламанки «немецкие нации»[13], к которым могли принадлежать студенты из Англии, Германии и Польши, были наиболее многочисленными, и поэтому немецкие духовные элиты приобщались к опыту Италии, Франции и испытывали его серьезное влияние.
