Точно так же, помня о том, что это не специальная академическая монография, я попытался максимально сократить число примечаний в конце книги. Они предназначены в основном для того, чтобы читатель мог проверить цитаты из текста, и не содержат полной библиографии по темам, затронутым в книге. И за редкими исключениями они не предполагают подробного рассмотрения второстепенных вопросов. Тем не менее я пытался указать заинтересованному читателю литературу, где можно найти более подробные сведения по теме, чем в данной книге. При наличии английского перевода немецкой книги я цитировал его, а не оригинал. Чтобы ссылки занимали меньше места, я указывал только данные, необходимые для поиска источника, а именно: автора, название и подзаголовок, а также время и дату публикации. Современное издательское дело — это глобальный бизнес, и основные участники расположены в нескольких разных странах, поэтому указывались только основные места публикации.
Одной из сложнейших проблем при описании нацистской Германии является наполненность языка того времени нацистской терминологией, что отметил много лет назад Виктор Клемперер в своей классической работе, посвященной тому, что он назвал Lingua tertii Imperii — языком Третьего рейха[40]. Некоторые историки дистанцируются от этого языка, заключая все нацистские термины в кавычки или добавляя какой-нибудь уничижительный эпитет. Таким образом, получается «Третий рейх» или даже «так называемый „Третий рейх“». Однако в книге, подобной этой, такая практика серьезно затруднит чтение. Хотя это и не следует говорить, я все-таки здесь замечу, что нацистская терминология, используемая в настоящей работе, просто отражает ее использование в то время: не следует воспринимать ее как признание или, хуже того, одобрение того или иного термина в качестве допустимого способа обозначения соответствующего понятия. Где речь идет о нацистской партии, я использовал слово с прописной буквы (Партия), для остальных партий этого не делалось, точно так же Церковь является формальной христианской организацией, а церковь — это здание, Фашизм означает итальянское движение под предводительством Муссолини, а фашизм — общее политическое явление.
Если благодаря этому последующее чтение станет более легким, значит, это было сделано не зря. И если сама книга, как я надеюсь, легко читается, то этим я в значительной степени обязан друзьям и коллегам, которые сразу согласились прочитать первый вариант, исключили из него множество несущественных деталей и указали на ошибки. В частности, это Крис Кларк, Кристина Л. Кортон, Берхнард Фульда, сэр Иан Кершо, Кристин Семменс, Адам Туз, Ник Ваксман, Саймон Уайндер и Эмма Уинтер. Бернхард Фульда, Кристиан Гешел и Макс Хорстер проверили все ссылки и нашли исходные документы, Кейтлин Мердок проделала такую же работу с автобиографиями штурмовиков, хранящимися в Институте Гувера. Бернхард Фульда, Лиз Харви и Дэвид Уэлч любезно предоставили некоторые ключевые документы. Я очень обязан им всем за их помощь. Эндрю Уайли был прекрасным агентом, чья сила убеждения позволила найти для этой книги самых лучших издателей. Саймон Уайндер из издательства Penguin стал для меня надежной опорой в Лондоне, и мне доставило огромное удовольствие тесно работать с ним над этой книгой. В Нью-Йорке Скотт Мойерс поддерживал меня своим энтузиазмом и оказал огромную помощь своими проницательными комментариями по поводу печатного экземпляра, а в Германии Михаэль Неер проявил необыкновенные организаторские способности, благодаря чему немецкое издание вышло в столь короткие сроки. Для меня было удовольствием работать с переводчиками, Хольгером Флиссбахом и Удо Реннертом, а также с Андрашем Березнаи, который нарисовал карты. Я также признателен Хлое Кэмпбелл из издательства Penguin, которая приложила столько усилий, связанных с поиском оригиналов иллюстраций и получением разрешений на их использование, Саймону Тейлору за его великодушную помощь в получении некоторых иллюстраций, Элизабет Стратфорд за тщательное редактирование окончательного текста, а также верстальщикам и типографиям обоих издателей за окончательную подготовку книги.
Наконец, больше всего, как всегда, я обязан свой семье, Кристин Л. Кортон за ее практическую поддержку и издательский опыт, а также нашим сыновьям Мэтью и Николасу, которым посвящены эти тома, за то, что они поддерживали меня во время работы над этой книгой, повествующей о печальных и зачастую страшных событиях, которых нам всем посчастливилось избежать в нашей собственной жизни.
Кембридж, июль 2003 г.
Глава 1
Наследие прошлого
Немецкий характер
I
Правильно ли будет начать с Бисмарка? Он был ключевой фигурой в становлении Третьего рейха. С одной стороны, культ его памяти в годы после его смерти привел к тому, что многие немцы желали возвращения сильного лидерства, которое было связано с его именем. С другой стороны, его действия и политика с середины до конца XIX века помогли создать зловещее наследие для будущего Германии. Но в целом во многих отношениях он был сложной и противоречивой фигурой, настолько же европейской, насколько и немецкой, настолько же современной, насколько и традиционной. И здесь его пример демонстрирует замысловатую смесь нового и старого, которая была так характерна для Третьего рейха. Стоит вспомнить, что всего лишь пятьдесят лет отделяют основание Германской империи Бисмарком в 1871 г. от нацистского триумфа на выборах в 1930–32 гг. Думается, невозможно отрицать связь между этими двумя событиями. Именно здесь, а не в отдаленных религиозных культурах и иерархических социальных системах Реформации или «просвещенного абсолютизма» XVIII века мы находим первый реальный момент немецкой истории, который можно напрямую связать с пришествием Третьего рейха в 1933 г.[41]
Родившийся в 1815 г. Отто фон Бисмарк заработал репутацию яростного поборника немецкого консерватизма, приверженца жестких заявлений и жестоких действий, который никогда не боялся говорить с убедительной четкостью то, что более осторожные люди опасались произносить вслух. Он принадлежал к аристократическим кругам, и среди его предков были как землевладельцы-юнкера, так и дворяне на гражданской службе, для многих он был абсолютным воплощением прусской натуры, со всеми ее достоинствами и недостатками. Его власть в немецкой политике второй половины XIX века была жестокой, самоуверенной и абсолютной. Он не мог скрывать своего презрения к либерализму, социализму, парламентаризму, равенству и многим другим явлениям, характерным для современного мира. И вместе с тем это почти никак не повлияло на его практически мифическую репутацию основателя Германской империи, которую он приобрел после своей смерти. В столетнюю годовщину его рождения в 1915 г., в самый разгар Первой мировой войны, либеральные гуманисты, такие как историк Фридрих Мейнеке, могли обращаться за поддержкой и даже за вдохновением к образу «железного канцлера», человека власти и силы. «Это дух Бисмарка, — пишет он, — не дает нам принести в жертву свои жизненные интересы, именно он заставил нас принять героическое решение вести масштабнейшую борьбу против Востока и Запада — говоря словами Бисмарка, „как сильный мужчина с двумя крепкими кулаками по одному для каждого врага“»[42]. Это был великий и решительный лидер, отсутствие которого немцы болезненно ощущали в тот переломный для своей страны момент. Им предстояло еще более остро почувствовать отсутствие такого лидера в послевоенные годы.
