Качество ремесел и агрикультуры, за редкими исключениями, равнялось ничему. Трансмиссия знаний, даже ручных навыков, не в почете ни у подвластных, ни у власть имущих.
В доктринах новой религии кельты отыскали нечто знакомое, нечто из «памяти расы»: дева-мать, алтарная плита, богочеловек, бессмертие души, искупительная жертва. Символы: троица, крест; коллегия двенадцати.
Однако светское духовенство быстро превратилось в прислугу правителей.
Хлодвиг посчитал, что Суассон и Париж стоят мессы, но не бесплатной мессы. Ему и его вассалам надлежит назначать епископов, понятно, в своих семьях. Хорош будет галл, чумазый вилан в митре епископа!
Так продолжалось до великой революции и за редким исключением далее.
Тяжко цивилизовать феодалов.
И только-только это началось — пошли набеги сарацин и викингов.
Около тысячного года все внезапно изменилось.
Послушаем Рауля Глаба, монаха из Сент-Бенинь-де-Дижон: «На третий год после милленара во всех землях христианских, особенно в Италии и Галлии, обновили церкви. Даже хорошие и крепкие заменили более красивыми. Мир словно сбросил ветошь, дабы любоваться белыми одеяниями новых храмов».
Маловато талантливых архитекторов перед тысячным годом. Исключая нескольких вполне византийских сооружений, остальные непрезентабельны и грубой постройки.
После тысячного года романский стиль развернулся экстраординарно.
К тысячному году насчитывалось 108 романских аббатств — почти все построены после 950 года и реставрированы после тысячного. В одиннадцатом веке — 326, в двенадцатом — 702.
И это не какие-нибудь домики-часовенки. Большие аббатства — Клюни, Шарите-сюр-Луар, женский и мужской монастыри в Каэне и т. д.
И странное дело — нашлось немало ремесленников, живописцев, мастеров, способных продумать план базилики и реализовать в материи.
Между 1000 и 1300 годом во Франции построены самые важные соборы, церкви и аббатства. За триста лет!
Множество религиозных построек реконструировано.
Сравним: после четырнадцатого века во Франции создано за шестьсот лет не более пятидесяти качественных монументов — замков в основном.
Опасаюсь, не найдется ни единого за последние полтора века, несмотря на существование «национальной школы изящных искусств».
Сколько поколений каменотесов, гранильщиков, каменщиков, сколько великих мастеров необходимо для эквивалентов Шартра или Амьена.
И все это совершили Средние века, обскуранты, по мнению большинства историков.
Гений? И сколько надобно гениев для расцвета роскошных соборов сегодня известных? А сколько руинировало время, забытье, деструкция?
Ничто не творит ничто, необходимо иное объяснение.
Сокрытые сокровища.
Человеческие.
Нельзя смешивать конструкции, особенно религиозные, с цивилизацией вообще — слышу такой упрек в свой адрес.
Однако, в отличие от разных других знаков, это социально престижный знак положения дел.
И вот почему: писатели, скульпторы, живописцы более всего заняты собственной персоной. Разумеется, эпоха так или иначе учитывается. Пикассо, к примеру, изобразил эпоху склочную и хаотическую, но ведь можно спросить, не есть ли это просто «визия» Пикассо?
Человек примечательный способен создать примечательные произведения посреди откровенного варварства.
История, написанная всегда субъективно, ничему толком научить не может.
Произведение строительного искусства представляет технический уровень строителей и, сверх того, уровень людей, для которых сие предназначено.
Естественно, не о «жизненном уровне» речь. Это вопрос социальной структуры, обычаев, моды. Вряд ли современного рабочего устроит ежедневность Декарта. Следует ли отсюда заключить о принципиальной отсталости Декарта?
Церковь или мечеть могут многое рассказать об архитекторах, о верующих, поскольку и христианство, и мусульманство — религии «популярные», в отличие, скажем, от египетской, доступной только посвященным.
Очень важный момент: собор — городской храм, собор возведен в целях «демократических», но при этом собор — ученый трактат в камне, более ученый, нежели аббатства, резервированные лишь для монахов.
Таковы реализованные замыслы инициаторов, в том числе и ордена Тампль.
Не столь наглядно и все же вполне ощутимо подобная инициатива отразилась в коммерции, агрикультуре, денежном обращении, ремеслах, воспитании.
Какова роль Тампля? По нашему мнению, Тампль — пролонгация линии, что началась после нашествий варваров.
Тампль вышел из Сито, Клюни, Аньяна. Тампль — конвергенция путей бенедиктинцев и кельтского христианства святого Коломбана.
Историки дружно видят «начальный замысел» в миссии охраны дорог паломников. Феномен тамплиеров — феномен девяти шевалье. И все же генезис надо искать лет на сто пораньше в Субиако и Монте-Кассино.
5. Линия
Перед разрушением Рима варварами евреи возвестили с Востока откровение.
Зачем они это сделали и какую пользу хотели извлечь — не суть важно. Храм всегда набит торговцами, сам святой Павел провозгласил — или ему приписали эти слова: поскольку еврейский народ принес Риму откровение, Рим обязан всячески помочь народу сему.
Откровение есть откровение и мало кого оставило равнодушным.
И потом варварство своротило, затопило Римскую империю.
Неожиданно появился человек весьма экстраординарный, сабинянин по имени Бенедикт из Нурсии. Родился в 480 году. Сделался отшельником посреди суматохи нашествий и партизанских стычек.
Слухи о его святости не замедлили распространиться, ученики приходили отовсюду — видимо, он общался с миром, видимо, читал проповеди. В конце концов организовал общину или братство, которому дал умеренный, продуманный до мелочей устав.
Он открыл двери своего монастыря всем искренним искателям Бога, он приучил братьев жить натуральным хозяйством.
Семь часов в день посвящались труду, четыре — науке, еще четыре — богослужению.
Оригинальность устава святого Бенедикта оспаривается — полагают, он просто адаптировал так называемый «устав Господина». Кто сей последний, сказать трудно. Имеется ли в виду устав ессеев? Или следует предположить волю и директивы какого-то предшественника?
Бенедиктинцы основательно предавались физической работе — это вызывалось, понятно, суровой необходимостью культивировать землю прокорма ради. Приходилось возводить монастыри — нередко сами аббаты руководили постройкой.
Но главное — святой Бенедикт предпринял дело, без коего цивилизация невозможна: в стране огня и меча, разоренной варварами либо христианами, он постоянно собирал классические манускрипты. Ведь согласно принципу: «кто не со мной, тот против меня», молодая агрессивная Церковь уничтожала подобные рукописи как еретические.
