Но не в высочайшем покровительстве Ораниенбургу (оно ни к чему не обязывало) заключается особая заслуга Луизы Генриетты. То же самое делали другие короли и королевы того времени: «меценатство» повсеместно принадлежало к числу обязанностей, выполнявшихся дворами. Нет, стремление обо всем позаботиться лично и жажда совершенства были теми качествами, которые она передала в наследство внуку. Луиза Генриетта сама экзаменовала голландских колонистов, приехавших в страну, заботилась о каждом, пока он не находил крышу над головой и новую родину в чужом краю, ежедневно инспектировала, высоко подоткнув платье, коровьи стойла и маслобойни, контролировала кухню и погреб, самолично отправляла масло и сыр на рынки Берлина. Короче, она являлась образцом аккуратной, добросовестной хозяйки, будучи при этом чрезвычайно бережливой, ведя точный бухгалтерский учет, записывая каждый выданный и полученный грош и талер. «Прошу вас, — писала она в Берлин во время посещения города Клеве, — прикажите управляющему Штурму, чтобы он, высылая деньги, впредь сообщал, откуда они поступили, дабы я могла внести их в книгу, где добросовестно записываю все, что получаю и трачу».
Все то, что позднее, по воцарении Фридриха Вильгельма в 1713 г., произвело такой фурор и повергло мир в изумление, мы сможем понять, лишь представив себе образ его деловитой бабушки, курфюрстины Луизы Генриетты. Она сказалась не в своем сыне Фридрихе, а во внуке. Да, даже по ругательствам, упрекам и окрикам мы узнаем во внуке бабушку, которая писала 27 апреля 1657 г. в Ораниенбург, что было «гнусно и совершенно безответственно» не собрать во всех садах столько хмеля, сколько необходимо пивоварне; причиной тому оказалось не что иное, как «позорная лень».
Зато курфюрст Фридрих III, родившийся 12 июля 1657 г. и правивший в Бранденбурге с 1688 г., совсем не походил на принца Фридриха Вильгельма. Человек среднего роста, но отнюдь не приземистый — наоборот, нежного и почти хрупкого сложения, с осанкой отнюдь не гордой, но робкой и согбенной. Спина сутулая, за что берлинцы непочтительно прозвали курфюрста «кособоким Фридрихом» (кормилица уронила его и промолчала, и лишь на седьмом году жизни родители обнаружили у Фридриха серьезное искривление позвоночника). Лицо бледное и болезненное, по утрам он накладывает румяна, чтобы это скрыть.
Историки жестоко обошлись с этим человеком. В их книгах он, рядом с фигурами Великого курфюрста, короля-солдата и Фридриха Великого, кажется досадным недоразумением, изъяном в династии Гогенцоллернов. Считается, что вина за это лежит на его внуке, прославленном Фридрихе из Сан-Суси, который будто бы изрек по поводу деда в своих мемуарах: «Великий в мелочах, мелкий в великом». В оригинале этих слов не было. Строго говоря, эти слова — плагиат. Но конечно же, ему был известен отзыв его остроумной бабушки Софьи Шарлотты о своем супруге Фридрихе III: «Лейбниц хотел мне объяснить, что подразумевается под „бесконечно малым“. Неужели он забыл, что я жена Фридриха? Или он полагает, что я не знаю своего мужа?»
Бесспорно, главными чертами характера Фридриха III были его тщеславие, расточительность и стремление к роскоши. Хотя Фридрих ненавидел Людовика XIV, французского «короля-солнца», бывшего врагом его государства и народа, двадцать пять лет своего правления он фактически потратил на буквальное воспроизведение стиля версальского двора. Уже в десять лет он, с позволения отца, учредил собственный орден «de la générosité»,[4] который раздавал настолько расточительно, что через два года отец был вынужден вмешаться и прекратить это бесчинство. Энергичности и способности принимать решения в критических ситуациях Фридрих III почти не проявил. Полностью доверял только льстецам.
И все же у него были положительные качества. Достойны всяческого уважения упорство и настойчивость, с которыми Фридрих III следовал однажды принятому решению, отстаивая его и в конце концов осуществляя. Уже в восемь лет он решил жениться на своей кузине, принцессе Генриетте Гессен-Кассельской. Все только смеялись над этим детским планом и, включая мать маленькой принцессы, были решительно против их брака. Но Фридрих упрямо, спокойно и непоколебимо, противясь даже воле строгого отца, Великого курфюрста, шел к этой цели, пока в 1679 г. не привел свою возлюбленную Генриетту к алтарю в Потсдаме. Немилость отца, прогнавшего его в замок Кепеник и четыре года, до ранней смерти Генриетты, не допускавшего его ни на заседания Тайного совета, ни на другие правительственные мероприятия, он сносил безмолвно и упрямо, постоянно прихварывая и страдая, становясь все бледнее, невзрачнее и тверже в любви к Генриетте и верности ей, своей первой жене.
С 1684 г. он был женат на подвижной, элегантной, милой Софье Шарлотте из Ганноверского дома, родившей ему крепенького Фридриха Вильгельма после того, как два маленьких принца умерли в колыбелях. Вскоре Фридрих III отдалился от духовно превосходившей его супруги, отдав все силы воплощению главной мечты своей жизни. Мечты, родившейся из услышанных еще в раннем детстве пророчеств о том, что он, Фридрих, сделает дом Гогенцоллернов самым блестящим в Европе. Этот человек, поступавший «косо» и смешно, слепо доверяясь своим подхалимам, человек, любящий рядить свое ущербное тело в роскошные одежды из бархата и шелка, из пурпурной ткани и парчи, имел грандиозную цель и шел к ней железной поступью. Он достиг ее, и никто не извлек из этого выгоды больше, чем его сын, принц Фридрих Вильгельм.
К отцу маленький принц относился с уважением, но без теплоты. Он не был к нему сильно привязан. Когда же Фридрих Вильгельм пытался проявить сыновнюю любовь, она заглушалась дворцовым церемониалом, уходила в облака фимиама, окружавшие трон его отца. Принц любил мать, курфюрстину Софью Шарлотту. Мать была с ним очень нежна, во всем ему потакала, но сын ни в чем не унаследовал ее характер. Софья Шарлотта, вышедшая замуж в шестнадцать лет, была четвертым ребенком жизнерадостного принца Эрнста Августа Ганноверского. Его главным занятием в жизни было тратить казенные деньги на итальянских танцовщиц и певиц. Женат он был на Софье, урожденной принцессе Пфальцской, по прямой линии происходившей от прекрасной и честолюбивой Марии Стюарт, даме умной и состоявшей в духовном родстве с величайшим философом эпохи Готфридом Вильгельмом Лейбницем. Дочь, Софья Шарлотта, унаследовала веселый нрав, но не бесконечное легкомыслие отца. Умом и образованностью Софья Шарлотта затмила матушку: уже в пять лет она прекрасно говорила на французском, английском и итальянском языках.
Насколько Фридрих III, всегда охотно подчинявшийся дворцовому этикету, был скованным и неестественным, настолько же непринужденно, празднично и естественно вела себя при берлинском дворе Софья Шарлотта. Она оказалась совершенно свободной от сословных предрассудков; ее можно назвать «духовной республиканкой». Она ввела в свой круг дам из гугенотской колонии, бесконечно превосходивших жительниц Берлина и Бранденбурга по грациозности, такту, обворожительности, культуре. А поскольку эти беженки, только что покинувшие свое французское отечество, не могли добыть изысканные платья и экипировку (этого от посетителей дворца требовал одержимый манией роскоши курфюрст), Софья Шарлотта не долго думая разрешила дамам своего общества приходить ко двору в черном.
