Помощи, совета, исцеления и благословения у хасидских лидеров искали и зажиточные, и бедные евреи. Двор цадика стал для евреев новым Иерусалимским храмом, стол в центре хасидского застолья — алтарем, объедки с тарелки цадика — останками священнической жертвы, а слова цадика — самым что ни на есть божественным откровением. Староконстантиновский купец Пинхас Бромберг, поставщик Житомирского военного госпиталя, писал жене из Санкт-Петербурга, что он обязан своим громадным состоянием и влиянием исключительно духовному покровительству рабби Израиля, цадика из Ружина, известного как Ружинский ребе. В 20-е и 30-е гг. он был, наверное, самым влиятельным хасидским лидером в черте оседлости. Говоря о духовном покровительстве, Бромберг имел в виду, что Израиль из Ружина предстательствует перед Всевышним за Бромберга и молится о его, Бромберга, процветании и успехе. Преданный Российской империи и одновременно своим хасидским обычаям, Бромберг надевал зеленого сукна цивильное платье, когда встречался с министрами в Санкт-Петербурге, но на шабат даже в столице он надевал штраймл, меховую хасидскую шапку.[14] Мошко Бланк решительно презирал всех этих хасидов. Как мы увидим в дальнейшем, Бланк доносил на них правительственным чиновникам как на подрывной элемент не только потому, что держал их за шарлатанов, но также потому, что ему было обидно наблюдать, с каким рвением еврейская экономическая элита поддерживает хасидских цадиков.
Евреи Староконстантинова отправляли богослужение в своих многочисленных молельных домах. Но на Дни трепета они собирались в Большой городской синагоге, к которой нежно обращались в женском роде (хотя надо было бы в мужском) — бейс-кнессес ха-гедуле, что и было отражено на титульном листе синагогального пинкаса, книги записей староконстантиновской общины. Синагога представляла собой великолепное каменное строение с железной кровлей. Запрещая хасидскую литургию и хасидские молитвенники, нашпигованные каббалистическими глоссами и литургическими новшествами, эта синагога воплотила собой безуспешную попытку воспротивиться проникновению обычаев хасидизма в традиционный еврейский уклад. Впрочем, однако, старейшинам Большой синагоги приходилось блюсти корректность, поскольку разнообразные хасидские сообщества окружали со всех сторон этот миснагидский — то есть антихасидский — оплот, религиозную институцию литовского иудаизма. Старейшины, кроме всего прочего, разрешали хасидам пользоваться синагогой как местом хранения своей религиозной утвари. Последователи хасидских обрядов собирались главным образом в местном молельном доме или в хасидском бейс-мидраше, «доме учения», который назывался Мяскивкер клойз, по имени покойного богатого мясника Йосифа Мяскивкера.
Помимо вновь появившихся хасидских молельных домов в Староконстантинове возникло, по крайней мере, 5 благотворительных организаций хасидского направления: религиозное братство «Нер Тамид» (Вечная лампада), общество «Приют странствующих», Братство изучающих Мишну и Талмуд, Общество священных записей (и добрых дел), а также еще один Большой молельный дом Братства изучающих Мишну. Все эти братства зиждились на мистических новшествах в литургии, все они продвигали изучение каббалы и все занимались благотворительностью. Некоторые благотворители из этих хасидских обществ привезли в город самого рабби Авраама Иехошуа Хешеля, известного как Аптер ребе, проживавшего в Меджибоже на Подолии: рабби Хешель приветствовал добродетельность этих обществ и оставил соответствующие благословения в их общинных книгах.[15] Члены этих братств представляли собой духовную элиту местечка, они были самыми богословски образованными евреями Староконстантинова. Мошко Бланк был не их поля ягода и с ними дела не имел.
Большая синагога и Большой хасидский молельный дом представляли две главные религиозные силы города. Третья была социоэкономической — речь идет о кагале, еврейской общинной организации, отвечавшей за сбор налогов, благотворительность, благосостояние еврейских учебных и религиозных заведений, а после введения для евреев воинской повинности в 1827 — также за рекрутские списки. Староконстантиновский кагал состоял из 4 старейшин с гильдейским купцом Мошко Берманом во главе. Еврейский кагал был благочестивой по форме, прагматической по сфере деятельности и меркантилистской по сути институцией.[16] Члены староконстантиновского кагала возглавляли также Погребальное братство, самую богатую и влиятельную еврейскую институцию в местечке. Это братство распределяло пожертвования городских торговцев поровну между хасидскими и нехасидскими сообществами, согласно дотошно составленному списку дарителей и получателей, сохранившемуся в книге записей Большой синагоги. Взаимодействие хасидских и нехасидских институтов в Староконстантинове позволяет предположить, что местные руководители нашли действенный способ подключить хасидов к полноценной — за пределами групповой и религиозной вражды — общинной жизни местечка.
Когда Мошко Бланк решил восстать против хасидского засилья, он полагал, что способствует просвещению мракобесов и искоренению их темных каббалистических верований, хотя, по сути, он шел против кагала, Большой синагоги, еврейских благотворительных братств и хасидских групп — одним словом, против всех. Как мы вскоре убедимся, община, хотя и неоднородная культурно, социально и экономически, отреагировала на поступки Мошко единодушно, возненавидев доносчика.
Казнь египетская
Местечковые евреи черты оседлости не так боялись рекрутчины, как они боялись пожаров, сезонного бедствия черты оседлости. Архивные документы Волынской, Подольской и Киевской губерний свидетельствуют, что в первой половине XIX в. для жителей местечек и городской администрации пожары были настоящей чумой. Из-за пожаров в 20–30-е гг. сотни еврейских и христианских семей остались без крова в таких городах и местечках, как Балта, Гайсин, Летичев, Шепетовка, Сокаль и Судилков, а также в десятках других населенных пунктах черты. Пожар 1843 г. в Сатанове уничтожил 21 дом, где проживали христиане, и 9 еврейских домов, а также еврейскую баню (микву), больницу и скотобойню. Меджибожский пожар 1842 г. всего за 45 минут уничтожил 27 христианских домов и 21 еврейский дом в городе. Ветреная погода и засуха 1841 г. стали причиной пожара в местечке Махновка, где сгорело 4 кирпичных и 23 деревянных дома, школьное здание и городской магистрат; батальон Селенгинского полка, усиленный пожарной командой Махновки и местной полицией, так и не смог остановить это бедствие.[17]
