«Сир, — сказал он будто бы королю, — Нормандия богаче всех в мире. Ручаюсь своей жизнью: если вы сойдете там, никто не восстанет против вас. Люди не приучены к войне, а все рыцари сейчас в Эгийоне с герцогом. Города и крепости совершенно незащищенны, и ваши люди получат такие блага, которые позволят им пребывать в богатстве еще двадцать лет. Ваш флот доставит вас почти до самого Кана. Если вы последуете моему совету, то и вы, и все мы от этого только выгадаем».
Сэр Годфри говорил сущую правду. Эдуарду импонировало и то, что высадка в Нормандии отвлечет французские войска из Гаскони, и он поможет графу Дерби без утомительного и долгого морского похода к нему на выручку. Главная угроза исходила от армии короля Филиппа: она была сильнее и могла перехватить англичан, прежде чем они успеют соединиться с фламандскими союзниками. Однако Эдуард знал, как осторожен Филипп, и мог, не утруждая себя колебаниями, пойти на риск. Он дал приказ капитанам повернуть обратно, и его армия высадилась в маленькой гавани Сен-Вааст-ла-Хог[32] на восточной стороне полуостров Котантен 12 июля.
По причинам, не совсем ясным[33], армия тридцать шесть часов оставалась на берегу и лишь потом двинулась на северо-восток, круша, сжигая и мародерствуя. Без особых усилий были взяты и разграблены не обнесенные стенами города Барфлёр и Карентан, а за ними и Кан. Мог пасть и Руан — тогда англичане овладели бы всей нижней Сеной, — не приди французская армия вовремя на помощь. Эдуард, не располагая ни временем, ни средствами для длительной осады, свернул вправо, дав Филиппу повод подумать, что он все-таки на самом деле направляется в Гасконь, и перебрался через Сену у Пуасси, примечательного тем, что здесь родился Людовик Святой и располагался королевский дворец, которым особенно дорожил французский монарх.
Отпраздновав Успение Пресвятой Девы Марии лучшими винами своего кузена, Эдуард продолжил путь в направлении Пикардии и Нижних стран (Нидерландов). На Сомме ему снова улыбнулась фортуна: мосты находились где-то ниже, но был отлив, армия перешла реку вброд, а когда подошли французы, вода поднялась и преградила им дорогу. Эдуард получил в свое распоряжение двенадцать часов для отдыха и поиска подходящего места для предстоящего сражения. Он остановился у Креси, в 12 милях к северу от Абвиля, возле небольшой речки Май: перед ним расстилалась долина, именовавшаяся Вале-де-Клер, а позади его темнел густой лес. Король взял на себя командование центром, поставив на левом фланге графа Нортгемптона, а на правом — шестнадцатилетнего принца Уэльского[34], которого должны были опекать сэр Годфри д’Аркур и сэр Джон Чандос.
Французская кавалерия — 8000 всадников, генуэзские арбалетчики, 4000 человек и наемники из Польши и Дании, появилась только ближе к вечеру в субботу, 26 августа, и сразу же пошел проливной дождь. Пехота отстала, и уже по этой причине битву надо было отложить на завтра. Филипп, осмотрев позиции, так и решил, но рыцари, шедшие в авангарде, игнорировали его приказание и продолжали подниматься по склону холма, пока английские лучники не обрушили на них первую лавину стрел. Отступать уже было поздно, в бой ввязалась почти вся армия. Генуэзцы упрямо шли вперед, но тетивы на их арбалетах намокли от дождя, вечернее солнце светило прямо в глаза, а лучники Эдуарда, сохранившие свои тетивы сухими, пряча их в шлемы, успевали выпустить в шесть раз больше стрел. Итальянцы в конце концов не выдержали и побежали назад, прямо под копыта французской кавалерии, которая давила их сотнями, пока сама не попала под шквал стрел. Французы снова и снова шли в атаку, однако, по крайней мере в центре и на левом фланге англичан, успеха не имели.
Угрожающее положение сложилось на правом фланге, где командовал юный принц Уэльский. Здесь французские рыцари, германские и савойские наемники, пренебрегая стрелами, вступили в рукопашную схватку с английскими латниками. В какой-то момент, свидетельствует Фруассар, принц упал на колени, и его прикрыл знаменосец Ричард де Бомонт, державший над ним штандарт Уэльса до тех пор, пока сын короля снова не поднялся на ноги. Графы Уорик и Оксфорд, бившиеся рядом с ним, отправили к королю рыцаря сэра Томаса Нориджского с настоятельной просьбой о помощи. Эдуард лишь спросил: жив ли сын, мертв или ранен? Узнав, что принц цел и невредим, но жизнь его в опасности, король отослал сэра Томаса обратно, наказав: «Передайте им — пусть мальчик сам добывает себе имя. Если так угодно Господу, то он одолеет врага и завоюет славу и себе, и тем, кому я его доверил».
Принц, окруженный соратниками, все-таки смог отбиться от наседавших французов. С наступлением сумерек король Филипп полностью утратил способность управлять ходом сражения, и его армия начала распадаться. Битва продолжалась и в темноте, а утром стало ясно, что треть французской армии полегла на поле брани. В числе убитых оказались, помимо брата короля герцога Алансонского, его племянник Ги де Блуа, герцог Лотарингский, граф Фландрский, 9 французских графов, более 1500 рыцарей и слепой Иоганн Люксембургский, король Богемии, настоявший на том, чтобы его привели на поле битвы и позволили нанести хотя бы один удар мечом. Спутники Иоганна, не желая потерять короля, привязали его коня поводьями к своим лошадям и «настолько углубились в потасовку, что остались там лежать на земле, ни один из них не вышел оттуда живым; на следующий день рыцарей так и нашли, лежащих вокруг своего сеньора, и рядом коней, привязанных друг к другу». Тело Иоганна обмыли в теплой воде, завернули в чистое льняное полотно, за упокой души короля отслужил обедню епископ Дарема, а принц Уэльский присвоил его эмблему из трех страусовых перьев и девиз «Ich dien» — «Я служу»: эту символику и по сей день использует его очень дальний преемник — нынешний принц.
Рассвет принес плотный туман — в конце августа не редкость для Пикардии, — и графы Арундел, Нортгемптон и Суффолк, взяв с собой внушительный отряд конных рыцарей, отправились на поиски короля Филиппа и других знатных французов, которые могли попытаться скрыться. Короля они не нашли, но им встретились французские пехотинцы, с которыми находилось несколько высокопоставленных церковных служителей, в том числе архиепископ Руана и главный приор ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Никто из них даже и не слышал о битве, и все они думали, что натолкнулись на своих соотечественников. Английские рыцари не были настроены на проявление милосердия. Они хладнокровно умертвили всех церковников и большинство пехотинцев — их погибло вчетверо больше, согласно одному преданию, чем в реальном сражении.
