Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Сейчас уже трудно сказать, была ли мировая гармония нарушена правлением добросердечного императора Сяо Вэнь-ди, но практика однозначно показала, что одной покраской колен добиться соблюдения законов невозможно и что «ли» без «фа» работают далеко не в полную силу. А поскольку семейная жизнь и связанные с ней нормы у китайцев всегда ставились очень высоко, то постепенно государственные законы стали вторгаться и в эту, ранее неподвластную им сферу. И когда в середине седьмого века завершилось создание Танского кодекса законов (обнародованного, правда, столетием позже), в нем брачно-семейное законодательство уже занимало немало места. Один из его двенадцати разделов так и назывался: «Домохозяйства и бракосочетания».
Впрочем, в какой-то мере государство и раньше, несмотря на отсутствие соответствующих законов, вмешивалось в семейную жизнь китайцев. Так, еще во второй половине первого тысячелетия до н. э., по свидетельству книги «Чжоу ли», специальный чиновник вел списки мужчин и женщин, которые приближались к предельному, с точки зрения добрых конфуцианцев, брачному возрасту: двадцать лет для женщин и тридцать лет для мужчин, – и принимал меры по их скорейшему вступлению в брак.
Вообще, с точки зрения законопослушного китайца, соблюдающего принципы «ли» и «фа», человек, будь то мужчина или женщина, должен состоять в браке. Целью брака было прежде всего рождение сыновей – ведь только они могли впоследствии приносить жертвы душам усопших родителей. Да и сами холостяки и незамужние девушки не могли рассчитывать ни на что хорошее в загробной жизни. Поэтому в старом Китае родители юношей и девушек, умерших до брака, нередко играли символические свадьбы между покойными детьми. В Китае практически не было холостяков (кроме монахов), не было и старых дев. Но, несмотря на такую приверженность семейной жизни, развод у китайцев был не только при определенных условиях разрешен, но иногда и предписан.
В средневековом Китае существовали семь утвержденных законом причин, по которым муж мог требовать развода. Одной из них было бесплодие жены. В третьем веке н. э. поэт Цао Чжи писал: «Нет детей – отправится навек в дом отца преступная жена». Правда, пока жене не исполнялось пятидесяти лет, прогнать ее под предлогом бесплодия было нельзя – муж должен был повторять попытки, пока имелась хоть какая-то надежда. Но зато он мог завести себе официальную наложницу и иметь детей от нее. Институт наложниц был очень развит в Китае – с этими женщинами тоже играли свадьбы, хотя и по упрощенной программе, и они имели вполне конкретный правовой статус.
Другими причинами для развода могли быть неверность жены, ее плохое обращение с родителями мужа, ревнивость, болтливость, неизлечимая болезнь (например, проказа) и склонность к «воровскому использованию семейного имущества». Причем традиции «ли» не только разрешали, но и прямо предписывали мужу развестись с женой, если она «нарушала супружеский долг» каким-либо из перечисленных способов. А если муж разводиться не хотел, этого могли потребовать его родственники – очень часто инициатором развода выступала свекровь.
Кроме того, существовали еще несколько причин для развода, которые в законе прописаны не были, но традиционное право их признавало. Муж мог выгнать жену, если она оказалась не девушкой, если она пыталась командовать мужем или если она совершила попытку самоубийства. Последнее было очень весомым аргументом в семейных спорах: в случае, если женщина действительно погибала, то и мужу, и его родителям грозила месть родственников умершей. Да и неупокоенная душа самоубийцы могла доставить своей семье немало неприятностей. Поэтому женщину, покушавшуюся на самоубийство, либо отсылали обратно к родителям, либо старались впредь не доводить до отчаяния.
Еще одной традиционной причиной развода могло быть бегство женщины от мужа. Если она бежала обратно в отчий дом, то после переговоров, в которых принимали участие родственники, дело заканчивалось либо разводом, либо примирением. Если же беглая жена находила себе второго мужа, то ее судьба могла оказаться значительно более печальной. В «Законах Великой династии Мин», правившей в XIV—XVII веках, говорилось: «Женщины, оставившие мужа, находящиеся в бегах и в связи с этим вторично вышедшие замуж, караются смертной казнью путем удавливания».
Впрочем, бегство китаянок куда бы то ни было затруднялось по одной очень простой причине: китайские женщины не то что бегать, но и выходить из дома могли с большим трудом. В течение примерно десяти веков – с десятого по двадцатый – в стране существовал варварский обычай бинтования ног у девочек. Сначала он возник в аристократической среде, но потом его подхватили и представительницы низших классов. Девочкам, начиная с пяти-семилетнего возраста, накладывали на ступни тугие повязки, подминавшие все пальцы, кроме большого, внутрь ступни. Иногда для получения большего эффекта кости дробили палкой. Кроме того, ступню выгибали наподобие лука, притягивая основание пальцев к пятке. На ноги надевали крохотную обувь, которую нельзя было снимать даже на ночь. Плоть при этом кровоточила и загнивала, и ее приходилось постоянно обрабатывать квасцами. Каждый шаг причинял страшную боль. Кровообращение в ногах нарушалось, уродовалась походка, от неестественной нагрузки при ходьбе изменялась природная форма ног и бедер. Через несколько лет стопа принимала нужную форму и размер, нарастали мозоли. Нагноения, как правило, прекращались, но боли в изуродованных ногах оставались на всю жизнь, и ходить на них было почти невозможно. В результате ступня взрослой китаянки (если образовавшуюся культю, в которой пальцы смыкались с пяткой, можно назвать ступней) не превышала желаемой длины от восьми до двенадцати сантиметров. Но главным эффектом бинтования становилась полная беспомощность женщины, придававшая ей особое очарование в глазах мужчин. Знатная китаянка едва могла сделать самостоятельно несколько шагов. Она передвигалась при помощи слуг, или ее носили в паланкине. Женщины низших классов, конечно, не могли позволить себе такую роскошь, но и они уродовали себе ноги. Девочек из бедных семей увечили умеренно – так, чтобы они могли ковылять по дому и выполнять работу по хозяйству. Любой выход на улицу был для китаянки нелегким испытанием, и муж мог почти не опасаться того, что жена будет в его отсутствие бегать на свидания.
Но если женщина и умудрялась иметь какую-либо личную жизнь на стороне, требовать развода она не могла ни по какой причине. И даже вдовы должны были хранить верность умершему супругу, оставаясь с ним, как сказано в «Ли цзи», одной из книг конфуцианского канона, «в жизни земной и загробной».
Впрочем, мужу, прогнавшему жену без уважительных причин, тоже приходилось несладко. Если его супруга не подавала ему ни одного из законных поводов для развода, он мог вместо желанной свободы схлопотать до полутора лет каторги. Кроме того, даже если повод для развода был, муж не имел права отсылать жену, если она носила траур по его старшим родственникам, если она была сиротой и ей некуда было возвращаться и, наконец, если муж разбогател уже после того, как жена вошла в его дом. В этих случаях развод был возможен, только если жена не просто изменила мужу, но была застигнута на месте преступления.
Таким образом, несмотря на обилие законных причин для развода, китайцу, не говоря уж о китаянке, было не так-то просто развестись. Дело несколько облегчалось тем, что, помимо разводов, инициированных в одностороннем порядке, существовал и развод по взаимному согласию: если жена не протестовала, то муж мог отослать ее домой, дав ей разводное письмо. Собственно, разводное письмо с указанием причин развода муж должен был написать жене в любом случае. Но здесь в игру вступали третьи лица: отец жены или другой глава ее прежней семьи мог отказаться принять изгнанницу. Тогда к решению вопроса привлекались местные старейшины, а при необходимости и представители власти.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
