— Главное, что меня сейчас заботит, так это моя голова, Берти, — ответил он. — Шампанское вчера подавали отменное, но я явно перебрал.
— Насколько я понимаю, я многое потерял, не посетив вчерашнюю вечеринку Лили, — сказал Бертрам Каннингхэм расстроенно. — А почему ты так рано ушел домой?
— Все очень просто, — ответил лорд Харткорт, когда они начали спускаться по мраморной лестнице. — Захотел отдохнуть от гвалта. В тот момент, когда я уходил, Теренс поливал девиц из сифона с содовой, а Маделейн орала так громко, что у меня заложило уши.
— Мне кажется, к ней весьма неравнодушен эрцгерцог, — заметил Бертрам Каннингхэм.
— Так пусть берет ее. — Лорд Харткорт небрежно махнул рукой. — Что касается меня, мне до Маделейн нет никакого дела.
— Естественно! — весело сказал Бертрам. — По сравнению с Анриэттой эта особа — ничто. По части женщин и лошадей ты всегда был знатоком, Вейн.
Лорд Харткорт довольно улыбнулся.
— Я и сам всегда так считал, Берти. И рад, что ты меня в этом поддерживаешь.
— Черт возьми, я поддерживаю тебя во всем, разве не так? — спросил Бертрам. — В этом-то вся беда. Если бы я увидел Анриэтту раньше, чем ты, я, несомненно, первым предложил бы ей свою опеку.
Лорд Харткорт усмехнулся.
— Бедный Берти, я перешел тебе дорогу. Но утешься: Анриэтте ты в любом случае не подошел бы, так как не богат.
Вернее, богат не настолько, чтобы удовлетворять все ее потребности.
— И в этом я не могу с тобой не согласиться, — вздыхая, ответил Бертрам. — Но я должен найти себе женщину, и как можно быстрее. В противном случае вскоре меня начнут называть странным, распустят какие-нибудь сплетни. Такие франты, как ты, всегда устраиваются в жизни удачно и без особого труда. Я же просто невезучий. Помнишь, как тот проклятый принц из Германии отбил у меня Лулу? Еще бы! Конкурировать с виллой в Монте-Карло и роскошной яхтой способен далеко не каждый. А я уже купил ей автомобиль и чуть было не подарил! Конечно, машина кошмарная. Постоянно ломается.
Они вышли из парадного здания посольства и спустились во двор.
— Кстати, — продолжил Бертрам, — я собираюсь приобрести новую скаковую лошадь. В конюшнях Лабриза. И хотел бы, чтобы ты помог мне ее выбрать.
— Я сразу могу сказать, что твоя затея неудачная, — спокойно произнес лорд Харткорт. — Лабриз — первый мошенник среди французских участников скачек. Я даже не стал бы смотреть на то, что он выставит на продажу, — хоть на скакуна, хоть на осла.
Лицо Бертрама помрачнело.
— Черт! Можешь считать, что ты победил, Вейн! Я не буду покупать лошадь у Лабриза, — проворчал он.
— Вот и правильно, — одобрил его решение лорд Харткорт. — А денежки советую тебе потратить на женщин. Это гораздо проще и приятнее, — Наверное, ты опять прав, — пробормотал Бертрам, и его физиономия вновь просияла. — Пошли посмотрим на монашку Андрэ. Кто знает, может, она мне подойдет?
Лорд Харткорт ничего не ответил.
Бертрам решил, что его кузену просто надоело разговаривать на эту тему.
Все утро Гардения взволнованно ждала своей первой встречи с тетей, Она проснулась поздно — по крайней мере гораздо позднее обычного, — поднялась с кровати, прошла к окну и раздвинула тяжелые занавески, впуская в комнату солнечный свет.
И впервые взглянула на утренний Париж — на серую бесконечность разнообразных крыш, на летящих в синем небе голубей и на чарующую магию, разлитую в воздухе.
Действуя под влиянием внезапного порыва, Гардения распахнула окно и с жадностью и наслаждением вдохнула благоухание и свежесть парижского утра.
Страхи, опасения и сомнения, терзавшие ее вчера вечером, неожиданно испарились. Начинался новый день, ярко светило солнце, а самое главное, она чувствовала, что уже влюбляется в Париж.
Послышался негромкий стук в дверь.
Гардения схватила со стула свой старенький фланелевый халат, на ходу надела его, приблизилась к двери, открыла замок и осторожно выглянула в коридор.
У порога стояла служанка в белой шапочке, сдвинутой набок. В ее руках блестел серебряный поднос с кофейником, фарфоровой чашкой на блюдце и тарелкой с круассанами.
— Ваш завтрак, Ma'm'selle, — весело объявила служанка. В ее глазах играли задорные огоньки.
Гардения раскрыла дверь шире. Девушка вошла в комнату и поставила поднос на стол у кровати.
— Экономка велела мне распаковать ваши вещи, Ma'm'selle, — прощебетала она— А еще сказала, что сегодня утром вас переселят в другую комнату. Поэтому перекладывать вещи в шкаф здесь, наверное, даже не стоит. Так ведь?
— Да, конечно. Не стоит, — ответила Гардения, произнося каждое слово медленно и правильно.
Понять смысл сказанного служанкой было для нее не так-то просто. Одно дело — уметь отлично разговаривать по-французски в Англии, совсем иное — уловить протараторенное девушкой-француженкой, прислуживающей в доме герцогини.
— Да, да, вы правы. — Гардения кивнула. — Пожалуй, сначала я приведу себя в порядок. Потом переберусь в другую комнату. А после распакую вещи. Если вы мне поможете, буду вам весьма признательна.
— Замечательно, Ma'm'selle!
Бросив косой взгляд в сторону гостьи своей хозяйки, служанка удалилась.
Этот дерзкий взгляд привел Гардению в некоторое замешательство.
«Почему все слуги в этом доме настолько странные?» — подумала она, пожимая плечами.
По комнате распространился ароматный запах кофе. Гардения почувствовала, что, несмотря на отменный ужин, съеденный ею вчера, она опять ужасно голодна.
Круассаны оказались восхитительными, хотя масло было весьма необычным на вкус. Совсем не таким, как масло в деревне, в которой прошли ее детство и юность. А вот кофе показался ей божественным.
Выпив две чашечки бодрящего напитка, она окинула критичным взглядом свое дорожное платье. В ярком свете весеннего утра оно выглядело особенно простеньким, поношенным и неприглядным.
Ей предстояло появиться в нем перед герцогиней.
«Первое впечатление при знакомстве с человеком особенно важно», — прозвучал в ее голове голос матери. К глазам подступили горячие слезы, но она поспешно вытерла их рукавом халата.
Это платье было единственным нарядом черного цвета, имевшимся в их доме. Когда-то его носила ее мать.
Остальные вещи, лежавшие в чемодане, не менее старые и потертые, были цветными.
Гардения достала одежную щетку и принялась чистить нижнюю часть своего черного платья. Грязь, прилипшая к его краю, теперь высохла, поэтому с легкостью отстала. А следы, оставленные на нем временем и длительной ноской, устранить было, естественно, невозможно.
Несколько расстроенная, Гардения поспешно переоделась в платье и принялась с особым старанием укладывать волосы в прическу. А через несколько минут, еще раз внимательно осмотрев свое отражение в зеркале, направилась к выходу, чувствуя себя прескверно.
