Кашель прерывает поток речи Степана Борисовича. Все его невысокое тело сотрясается, лицо багровеет.
— Болен ты, Степан Борисович, вот что… — говорит Глаша. — Слишком много книжек читаешь.
Профессор пытается подавить последние судороги кашля. Вениамин приходит к нему на помощь:
— Лентяйка ты, Глаша, вот и не учишься.
— Ты-то откуда знаешь? — Глаша вонзает в него шпоры своих острых глаз.
Краска заливает ее лицо, она вскакивает и убегает. Степан Борисович безнадежно машет рукой. Он выносит из своей рабочей комнаты несколько карандашных набросков — чертежи принципиально новой паровой машины. Задача Вениамина: перенести чертежи — а всего их шесть — на листы ватмана, причем исполнить это с подобающей точностью. Особенно тщательно следует отнестись к цифрам и символам, которые поясняют работу деталей машины, — ведь в тексте учебника будут указаны те же обозначения. Такими вещами нельзя пренебрегать. Главное — порядок, дорогой мой Вениамин!
Вениамин вкладывает наброски в тубус и торжественно обещает соблюсти полный порядок, не отклонившись от него ни на йоту.
Через некоторое время он уже шагает вместе с Лидой по дороге, ведущей из Вельбовки к Гадячу. Шоссе то забирает вверх, на пригорок, то скатывается вниз. Два часа дня. Начало августа. Ласковое солнце стоит высоко в голубых небесах. Невдалеке петляет Псёл. Тихо вокруг. Вдоль дороги — пыльная зелень обочин.
— Что вы будете исполнять сегодня, Лидия Степановна? — осведомляется Вениамин, указывая на роскошную нотную папку, черную, с тисненым изображением лиры.
— Полонез Шопена.
На загорелых ногах Лиды — спортивные тапочки и белые носки, на голове — легкая соломенная шляпка, придающая лицу дополнительное очарование. Складки белого платья, нотная папка, тонкие длинные пальцы пианистки — от всего этого веет чистотой, юностью, красотой.
Вениамин оборачивается, чтобы бросить взгляд назад, на Вельбовку, и видит на опушке леса девичью фигурку; держа руку козырьком, она пристально смотрит на шоссе. Неужели Глаша?
— Я не понимаю Шопена, — говорит Вениамин и готовится выслушать лекцию на соответствующую тему. В том, что касается лекций, дочь как минимум стоит своего отца.
Вот и деревянный мост через реку. Берега тихи, слышны лишь отдаленные восклицания малышей, которые плещутся в одной из укромных заводей. Навстречу идут с городского рынка крестьянки, несут на плечах мешки. Есть тут и такие, кому идти до Веприка — путь неблизкий. Платья женщин подоткнуты, босые ноги в пыли. Мягкий украинский говор слышен в жарком воздухе дня. А вот и бывшая городская тюрьма, окруженная высокой каменной стеной. Теперь в этом здании сельскохозяйственный техникум. Дальше пожарная каланча, а вот, слава Богу, миновали и почту.
Лида рассказывает о любви между Шопеном, поэтом красоты, и Жорж Санд. Она говорит тихо, почти шепотом, как во сне. Они уже пришли и стоят в тени дома учителя Иванчука. В саду краснеют вишни — последние вишни этого года. Рядом с забором стоит дерево, усыпанное зелеными яблоками. Ботва картофеля уже начала желтеть снизу.
Девушка открывает калитку.
— Если хочешь, заходи потом, Вениамин, — произносит она тоном, не допускающим возражений, и скрывается в доме учителя. Вениамин сворачивает в свой переулок.
— Дядя Соломон приехал! Дядя Соломон приехал! — Тамара, выскакивает навстречу Вениамину с радостной вестью.
И действительно, Соломон, младший сын, поздний ребенок Хаима-Якова и Песи, приехал в отчий дом из столицы. Они с Вениамином не только учатся в одном институте, но и живут в одной комнате студенческого общежития. Благодаря своему другу приехал сюда Вениамин в прошлом году, да и частные уроки в Вельбовке устроил ему тогда именно Соломон. Если бы не Соломон, не познакомился бы Вениамин ни со старшими Фейгиными, ни с Рахилью, ни с маленькой Тамарочкой, ни со стариковской компанией, никогда не узнал бы, не полюбил этот чудесный полтавский городок.
В честь приезда сына в горнице дома собралось все семейство Фейгиных. Все тут дружны, все любят друг друга. Хаим-Яков по такому случаю закрыл пораньше свой киоск, Рахиль отпросилась с работы. Бабушка Песя накрывает на стол, лицо ее сияет. Ради дорогого гостя приготовлен знатный обед: украинский борщ, еврейское жаркое, кунжутный пирог и грушевый компот на сладкое. Мать знает, что именно эти кушанья любит ее Шлоймеле. Одному Богу известно, как он питается там, в большом городе, вдали от дома и от мамы.
— Привет, Соломон! Что так задержало тебя в институте?
Два друга-студента обмениваются крепким рукопожатием. Вот уже три недели, как ждали Фейгины своего сына, все глаза проглядели, а сын все не ехал и не ехал. Уж не держала ли его на коротком поводке какая-нибудь молодая госпожа? — так, по крайней мере, предполагал Вениамин. Любит девиц Соломон. И не только девиц, а примерно всех особ женского пола, без различия вероисповедания, гражданства, цвета и расы — лишь бы были они старше детского возраста и моложе пожилого.
Вот сидит он, благословенный Соломон, густые волосы уложены, глаза блестят, подбородок гладко выбрит, и белизна зубов добавляет красоты этой картине.
Маленькая Тамара показывает Вениамину новую куклу — подарок дяди Соломона. Остальные тоже не без подарков: маме Рахили — шелковое платье, деду — трубку и табак, бабушке — белый шерстяной платок. Видно, как крепко держатся вместе члены этой семьи, с какой готовностью приходят на помощь друг другу, как много любви связывает их.
— Садитесь с нами! — приглашает Песя Сару Самуиловну, и лицо ее светится. — В честь Шлоймеле!
Начинается трапеза. Соломон рассказывает последние столичные новости. Он был на открытии сельскохозяйственной выставки и слушал речь Молотова. Это так здорово, товарищи! Просто трудно поверить! Начать хоть со скульптурной группы работы Мухиной на площади у входа; а дальше — павильоны каждой республики. Наглядно видишь продукцию всей огромной страны — от Мурманска до Батума, от Минска до Владивостока. Снопы и мешки пшеницы, фрукты и овощи, множество растений и цветов. А какие там домашние животные! Например, свиньи чемпионской породы — до полутонны весом! А коровы, коровы… — таких доить не передоить, и молоко такое жирное — Господи, благослови!
— И все же, почему ты так задержался в Москве, Соломон?
— Комсомол, — отвечает Соломон, прихлебывая борщ.
На две недели задержали его в столице дела комсомольские. Надо, значит, надо — Соломон парень дисциплинированный. Объявлен государственный заем в связи с началом третьей пятилетки, и нужно было организовать распространение облигаций.
— Я тоже подписался на двести рублей, — говорит Хаим-Яков. — У нас в Гадяче тоже есть комсомол.
— А чего ж ему не быть? — отвечает бабушка Песя, раскладывая по тарелкам жаркое.
С точки зрения Песи, участие в займе — дело святое. Прежде всего, это надежное вложение денег. Кроме того, может повезти в розыгрыше лотереи — не в этот раз, так в следующий. Ну и, конечно, государству тоже надо помочь.
