Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Замысел, который с утра воодушевил графа Невиля до упоения, после обеда показался ему сомнительным. Что Клеофас заслуживал смерти, ни для кого не было тайной. Но убить на garden-party! И как он мог надеяться снискать этим восхищение Александры?
Для очистки совести он позвонил Эврару Шверингену, который знал все, абсолютно все об истории бельгийской аристократии с 1830 года.
– Дорогой Эврар, мне нужны твои познания. Есть ли прецедент в плане убийства на светском приеме в нашей среде?
– Есть, и много. Я не могу перечислить все, дорогой Анри.
– Немаловажная деталь: речь идет о случае, когда убийцей был тот, кто принимал?
– Конечно. Князь де Ретор-Каросс убил герцога де Муаланвеза на коктейле, устроенном князем в честь дня рождения короля, баронесса де Бернах убила виконтессу де Ламберти на благотворительном балу, который она давала в своем поместье, и так далее. Таких случаев тоже предостаточно. Реже бывает, что гость убивает хозяина: это труднее оправдать. Тогда как если хозяин убьет гостя, все это поймут.
– Ты хочешь сказать, что не было последствий?
– Что ты себе вообразил? Закон суров, но справедлив, разумеется.
– Я имею в виду общественное мнение. Как наш круг обошелся с этими убийцами?
– Наш круг все прекрасно понял и продолжал принимать их и их родных.
– Как можно принимать людей, которые в тюрьме или на эшафоте?
– Посылая пригласительные карточки на их имя.
Ошарашенный Анри помолчал.
– Еще один вопрос, – снова заговорил он. – Были ли названные тобой убийства предумышленными?
– Разумеется, нет.
– Почему разумеется?
– Будь они предумышленными, в нашей среде это сочли бы неприемлемым. Убить гостя в порыве гнева – в этом есть класс, есть шик. Замыслить же убийство гостя – значит доказать наигрубейшим образом, что ты пренебрегаешь искусством принимать гостей.
– Значит, ты не можешь назвать мне ни одного случая?
– В нашей среде? Ты бредишь, дорогой Анри.
– Может быть, в одном из упомянутых тобой случаев имелся скрытый умысел?
– Умысел невозможно скрыть. Убийство выглядит совсем иначе, когда его замышляют заранее.
– Итак, что же будет, если один из нас убьет гостя умышленно?
– Ты знаешь это не хуже меня: он выпадет из нашего общества. Ни он, ни его близкие больше не будут гостями на наших приемах.
Невиль был ошеломлен жестокостью подобной кары.
– Но к чему твои вопросы, дорогой Анри?
– Как ты знаешь, в это воскресенье я даю garden-party и замышляю убийство, дорогой Эврар.
– Узнаю тебя. До воскресенья, дорогой друг, буду рад тебя видеть.
Невиль повесил трубку, закрыл лицо руками и поставил крест на убийстве Клеофаса де Тюинана.
«Я вернулся к исходной точке. Что за положение! Какой кошмар!»
В возрасте восьми лет Анри задал своему отцу ужасный вопрос. Он не спросил: «Дед Мороз – это папа и мама?» Не спросил: «Откуда берутся дети?» Вопрос был куда серьезнее: «Папа, быть знатным – что это такое?»
Окассен обратил на него пронзительный взгляд:
– А как по-твоему, сынок, что это значит?
– Я не знаю.
– Подумай.
– Жить в замке? – отважился мальчик.
– Нет, что ты! – ответил отец с презрением.
Униженный мальчик подумал, почему же в таком случае они готовы положить зубы на полку, лишь бы жить в Плювье.
– Подумай еще! – приказал Окассен.
– Быть из хорошей семьи?
– Этого недостаточно.
Анри опустил голову, совсем смешавшись.
А отец, помолчав, изрек грозным голосом:
– Быть знатным, сынок, это не значит, что у тебя больше прав, чем у других, это значит, что у тебя гораздо больше обязанностей.
Мальчик ушел, перепуганный. Он свернулся клубочком в своей кровати, твердя, как мантру: «Быть знатным – это не значит, что у тебя больше прав, чем у других, это значит, что у тебя гораздо больше обязанностей», еще не понимая значения фразы, но восполняя это пылом, с которым она произносилась.
Четыре года спустя умерла Луиза. К этому времени, сам того не сознавая, Анри слегка изменил в уме заветную фразу: «Быть знатным – это значит, что у тебя меньше прав, чем у других, и гораздо больше обязанностей».
Луизу он любил больше всех на свете. В деревенской школе Анри ходил в один класс с детьми, которые не были знатными: эти дети хорошо питались, жили в теплых домах; когда они болели, к ним вызывали врача. Стало быть, их старшие сестры не умирали. Подсознательно Анри уже понимал, что быть знатным – значит терять любимых людей.
Но формулировка Окассена была полна двусмысленности: где кончаются права, где начинаются обязанности? Луиза умерла, потому что не имела права на достаточное питание, на теплую спальню и медицинскую помощь, а поскольку ее младший братишка был знатным, это предполагало потерю старшей сестры.
Из всех возложенных на него обязанностей эта была самой бесчеловечной. Но и другие, не столь ужасные, душили его: ему полагалось в любых обстоятельствах производить впечатление безмятежности, непринужденности, достоинства, безупречного нравственного поведения, всего этого бессмысленно сложного сооружения, именуемого видимостью. Причем видимость была чрезвычайно хрупка. Рассказывали, что Картон-Трезы посетили всей семьей королевские оранжереи в Лакене; они были разорены, поэтому в час обеда достали из карманов упакованные в фольгу бутерброды и съели их у всех на виду. Кара последовала незамедлительно: их больше не хотели знать.
Анри жил в вечном страхе нарушить видимость. Сам он никогда не позволил бы себе не хотеть кого-то знать, тем более из-за каких-то бутербродов, но смирился с мыслью, что другие могут не захотеть его знать и по менее серьезной причине.
К этой постоянной тревоге добавлялся комплекс поколения. Существует временна`я граница, тем более нерушимая, что она неофициальна, эта граница делит человечество на два подвида, которые вряд ли могут когда-либо друг друга понять. Произвольно отнесем ее к 1975 году, сознавая, сколь вариативна эта дата в зависимости от страны и среды. Это грань, отделяющая детей, рожденных покорять, от детей, рожденных быть покоренными.
Дети старого мира имели право лишь на скудный паек внимания и любви, если только не старались изо всех сил покорить своих родителей; современные же дети, едва родившись, становятся объектом покорения со стороны своих родителей – которые сами имеют право лишь на скудный паек любви. Это была революция в точке зрения: дети, которые в старом мире были лишь средством, стали главной, конечной целью.
Анри, родившийся в 1946-м, тем более принадлежал к старому миру, где знать была преградой этой революции: эта перемена точки зрения была запрещена законом дворянского происхождения. Знатный ребенок по определению обязан всем своему рождению, а значит, своим родителям.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41