Безусловно, любовь к знаниям и серьезному чтению в течение всей жизни отличали Дашкову от окружавшего ее большинства. Имея пытливый ум, он стала ненасытным читателем, и Е. Лихачева заключает: «Еще в молодости она начала читать серьезные книги. В этом отношении княгиня Дашкова была исключением не только среди женщин, но также и среди мужчин елизаветинского времени. В общем, она была первой и многие годы оставалась единственной русской женщиной, образованной в европейском смысле»[48].
Во второй половине XVIII века типичная женская библиотека состояла из невинных или скабрезных французских романов и сочинений по домашнему хозяйству — миру детей и дома. Дашкова, кажется, совершенно игнорировала легкие, популярные и часто довольно рискованные романы, так называемые livres du boudoir[49], любимые многими женщинами. Ее выбор интересных тем приводил к освобождению от широко распространенных взглядов и привычек, так что чтение развило в ней интерес к высоким идеалам, философскому размышлению, а также сатирическое и критическое отношение к современному ей обществу. В этом она сильно отличалась от сестры Елизаветы. Записи в академической книжной лавке показывают, что в списке иностранных книг, взятых Елизаветой в кредит в октябре 1762 года, значатся такие модные французские издания, как Amusements des dames, Galanteries des rois de France, Galanterie d’une religieuse, Recueil de frivolités, Avis aux jeunes gens и т. д.[50]
Следовательно, с одной стороны, Дашкова была воспитана в лучших европейских традициях того времени, основанных на общепринятом представлении о женщине как опоре мужа, воспитательнице детей и управляющей домашним хозяйством. Кроме того, она была готова к обычным ролям жены, матери и воспитательницы детей в области религии, морали и политики. С другой стороны, Дашкова занималась своим образованием, и чтение вывело ее далеко за границы привычных забот жены и матери в профессиональные и научные сферы. По ее собственному признанию, она стремилась читать всё, что ей казалось важным. В тринадцать лет, освободившись от строгого руководства гувернантки, она тратила все свои деньги на покупку серьезных книг[51]. Это станет для нее страстью на всю жизнь. В июне 1764 года Семен жаловался из Вены, что Дашкова и ее сестра Мария забрали себе все книги, которые он оставил в России. Через три года, после смерти Михаила Воронцова, Семен получил возможность выбрать некоторые книги из библиотеки дяди. Он взял 300–400 томов, но Дашкова и здесь опередила его, отобрав более 500 лучших книг[52].
Образование Дашковой резко оборвалось, когда она заболела корью и вынуждена была покинуть дом дяди. Корь, холера и оспа были самыми страшными болезнями того времени, и их очень боялись при дворе, особенно после того, как оспой заразились несколько членов царской семьи. Чтобы обезопасить великого князя Павла, при первых симптомах кори девочка была отправлена в карантин в семейную усадьбу в семнадцати верстах от Петербурга под неусыпный надзор немки-гувернантки и еще одной женщины, причем непослушный ребенок терпеть не мог обеих. Там она почувствовала себя еще более одинокой и покинутой, и эта ее изоляция стала определяющим моментом, установившим некую неизбежную будущую схему ее бытия, в которой активная, неординарная жизнь в близости к власти сменяется изгнанием, затворничеством, раздумьями и укрепляющей силой чтения и научных изысканий. Музыка, литературный труд и, прежде всего, книги — ее лучшие и самые верные друзья, — давали ей чувство стойкости, постоянства и неизменного дружеского общения в ненадежной и прихотливой жизни на царской службе. И в самом деле, почти через полвека тот же Павел сразу по восшествии на трон отправит Дашкову в ее наиболее суровую и отдаленную ссылку.
В деревенской изоляции она чувствовала себя как никогда одинокой. Этот плен стал еще более непереносим, когда болезнь повлияла на ее глаза. В наступившей слепоте духовные силы и решительность покинули ее, оставив в слабости, страхе и сомнениях. Лишенная возможности предаваться своей главной страсти, чтению, одна во тьме, она стала думать о жизни в доме дяди, о семье, о будущем. Физически ощутимые роскошь и блеск, в которые она была погружена, отпали, и она ясно увидела, что предуготовила ей жизнь. Окружавшие ее женщины, члены семьи и друзья воплощали ожидавшую ее типичную тесную колею. Тетка Анна Воронцова служила императрице как статс-дама, а затем и обер-гофмейстерина. Она проводила время при дворе, играя в карты, например, в фараон — пагубное удовольствие, распространенное в привилегированном и часто праздном обществе. Она славилась любовью к английскому пиву и была любовницей Прассе, секретаря посольства и дипломатического представителя Саксонии, что, по мнению некоторых комментаторов, объясняет точность его донесений[53]. Ее дочь Анна увлекалась блеском и роскошью петербургского общества и имела дурную славу из-за своих любовных приключений. При дворе шептались, что мать любит карты, а дочь — мужчин. В 1758 году, незадолго до свадьбы Дашковой, Анна вышла замуж за Александра Строганова, сенатора, президента Академии художеств и директора Публичной библиотеки. Анна съездила за границу в 1761 году, когда императрица Елизавета послала Строганова в Вену поздравить императрицу Марию Терезию со свадьбой сына Иосифа. Брак Анны, начавшийся так блестяще, очень скоро привел к тому, что она «мужа не выносила» (38/57). Противоположные политические взгляды — Строганов поддерживал Екатерину II — обострили супружескую несовместимость. Несчастливый союз прекратился, когда ранняя смерть Анны предотвратила развод.
Сестры Дашковой также последовали традиционным путем: Марию заставили вступить в заранее условленный союз с Петром Бутурлиным, хотя она любила другого[54]. Елизавета стала любовницей Петра III и участвовала в его жестоких играх и бурных попойках. Дашкова же завидовала выбору, доступному ее братьям, и уделяемому им вниманию, поскольку их подготавливали к военной и государственной службе. Михаил и Роман Воронцовы контролировали и финансировали образование и путешествия братьев, которые и получали все внимание семьи, поскольку готовились к жизни активной и влиятельной. Во многом Дашкова походила на старшего брата Александра, также интересовавшегося литературой, философией, политикой и государственной службой. Роман Воронцов дал сыновьям самое лучшее образование, заказывая для них во Франции книги Вольтера, Расина, Корнеля, Буало. В 1754 году Александр и Семен поступили в школу профессора Штрубе, специалиста-правоведа из Академии наук. Когда Александру исполнилось семнадцать, он через посредство французского посла Лопиталя и с разрешения Людовика XV был записан в L’École de Chevaux-légers[55] в Версале, где учился с сыновьями французских аристократов. Дядя и отец часто писали ему, направляя и поддерживая. Александр был серьезным молодым человеком и часто жаловался, что попусту тратит время на занятия верховой ездой и танцами вместо развития ума. Он прожил в Париже семь лет и встречался с такими представителями французского Просвещения, как философ и математик Жан д’Аламбер. Позже Александр переписывался с Вольтером. Отец решил, что путешествие по Европе необходимо для завершения образования сына, и с конца 1759 по 1761 год Александр путешествовал по Франции, Италии и Испании, посетив Рим, Пизу, Неаполь и Вену. Затем он поступил на государственную службу и работал сначала за границей, а потом в России.
