На протяжении трех десятилетий Гермоген, как мог, взращивал в русских людях почитание Казанской иконы Божией Матери. И в то время, когда он, уже будучи патриархом, медленно умирал в заключении, на дне темного подземелья, список с Казанской помогал земским ополченцам бороться за Москву.
Что представляла собой церковь, где служил Ермолай-Гермоген?
Описание Казанского кремля, относящееся к 1560-м годам, показывает: если сравнивать Николу Гостинодворского с богатыми кремлевскими церквями, то храм этот займет последнее место. Но если посмотреть на иные посадские церкви (то есть находящиеся вне Кремля), то Никольская слегка «опережает» их. О ней сказано очень мало, очевидно, храм не отличался ни изрядными размерами, ни роскошными архитектурными украшениями, ни богатством утвари. Не на чем было задержаться взгляду царских писцов. Однако лишь здесь имелся причт из четырех человек: поп, дьякон, пономарь, просвирница («проскурница»). При прочих церквях обычно жили один-два человека. А тут еще и содержали «старцев» по двум кельям — в дополнение к причту. Для посада это означало зажиточность.
Итак, Никольский священник вовсе не первенствовал среди казанских иереев, он занимал скромное место. Но для посадского духовенства его персона выглядела значительно. Не имея формального старшинства, тамошний священник, очевидно, считался влиятельной личностью.
Таким образом, подтверждается мысль, ранее высказанная С. Кедровым: «Церковь Св. Николая, что на “Гостыне дворе”, очевидно, должна была выделяться из ряда других, как находившаяся в торговом центре города; очевидно, что и человек, занимавший в этой церкви место священника, должен был являться более видным по своим личным качествам сравнительно с клириками других казанских церквей».[10]
1555-й — год рождения Казанской православной архиепископии, подчинявшейся митрополиту Московскому. Числился ли Гермоген в ту пору среди казанского духовенства, нет ли, точно сказать нельзя. Однако в будущем он возьмется изучать историю православной миссии среди народов присоединенной территории. По его собственным сочинениям видно: Гермоген превосходно знал судьбы казанских архиереев и монашеских властей, имел весьма полное представление об их трудах и духовных подвигах. Память о жизнях этих незаурядных личностей была в его глазах истинным сокровищем.
В 1596 или 1597 году Гермоген написал «Жития казанских чудотворцев» — Гурия, первого архиепископа Казанского, и Варсонофия, настоятеля Спасо-Преображенского монастыря. Он сам, пятый настоятель Спасо-Преображенской обители после Варсонофия и девятый владыка Казанский после Гурия, трепетал от благоговения перед ними. Отношение Гермогена к их деяниям видно по «Житиям…». И косвенным образом через это отношение узнаются и некоторые обстоятельства его собственной биографии. Последнее подвигло многих историков и публицистов на поиск в сочинении Гермогена не только прямых свидетельств, но и каких-то полускрытых намеков на факты его жизни. Порой высказывались здравые предположения, иногда — малообоснованные, время от времени — совершенно фантастические.
«Я не нашел людей, кто знал бы жизнь этих святителей и преподобных отцев[11] с младенчества, — пишет Гермоген, — однако дерзнул записать всё, что узнал о святых от очевидцев. Сам же я был свидетелем обретения их честных нетленных мощей и первым осязал своими руками их святые и чудотворные мощи».
О кончине святого Гурия Гермоген сообщает: «Говорят, что болезнь его мучила три года». Значит, сам рядом не был. А умер Гурий 4 декабря 1562 года. Его погребли в Спасо-Преображенском монастыре, и «предали земле… тело святого Гурия с почестями…». Из этих слов можно понять — не сам Гермоген предавал останки святого Гурия земле и, следовательно, вряд ли находился в ту пору среди иноков Спасо-Преображенского монастыря.
Даже если Гермоген уже пребывал тогда в сане священника, сомнительно, чтобы он проходил в обители, среди монахов, какую-то особую школу, как пишут иные историки. Некоторые идут столь далеко, что объявляют Гермогена духовным воспитанником Гурия. Но тот нигде не пишет о личном своем знакомстве с архиепископом. Для Гермогена общение со всяким благочестивым человеком — повод для похвалы и добрых воспоминаний. Так, он хорошо знал архиепископского боярина Ивана Застолбского и его сына Нестора, весьма благочестивых людей и, видимо, духовных последователей Гурия. Сын принял постриг. Гермоген говорит о них немало хороших слов, что не может не привести к выводу: знал бы святого Гурия, так рассказал бы о нем гораздо больше. Но, похоже, никакого общения меж ними не случилось.
Напротив, когда останки Германа (Полева)[12], владыки Казанского, погребали в созданной им же Успенской обители Свияжска, Гермогена, по его словам, Бог сподобил «осязать после соборного пения панихиды честные мощи». На протяжении почти четырех лет святитель Герман являлся архиепископом Казанским. Как большой книжник и энергичный миссионер, он успел сделать для христианизации края исключительно много. Весной 1566 года, после добровольного ухода митрополита Афанасия с Московской кафедры, Германа нарекли новым митрополитом и, следовательно, главой Русской церкви. Но из-за ссоры Германа с царем по поводу опричнины «нареченный митрополит» был отставлен, на его место взошел святой Филипп. В ноябре или декабре 1567 года Герман, теперь уже вместе с Филиппом, на соборном совещании вновь выступил против опричнины и за то поплатился жизнью[13]. Документы вскрытия его гробницы и осмотра останков свидетельствуют: Герману отрубили голову[14]. Святитель Гермоген рассказывает, что четверть века спустя ученики святого Германа попросили у царя Федора Ивановича мощи его, а затем вывезли их из Москвы, дабы похоронить в Успенском монастыре. Гермоген погребал их в сентябре 1591 года[15]. Здесь повествование Гермогена оставляет впечатление несомненного присутствия и активного участия его в происходящем. Относительно Гурия ничего подобного сказать невозможно.
