– Кхе-кхе… Знаете, что такое программирование? – спрашивает на ходу Гордей Цуз.
– Гм. Да. Меня зовут…
– А вот и нет! Ни хрена вы не знаете! Сейчас-сейчас… Вот они, мои родимые!
Он вытаскивает из чемодана пластинки и бережно кладёт их на стол одну за другой.
– Миллионы строчек кода! Тысячи юнит-тестов! Ни одной ошибки за всё время эксплуатации! Ни одной! Вы представляете, какое это достижение?! Никому такого не удавалось! И, думаете, чего мне это стоило?.. О-хо-хо!
– Я…
– Молчите и внимайте! Потому что созерцаете великое! Вот оно…
Дед выкладывает всё новые и новые пластинки. Останавливается на миг и торжественно потрясает одной из них, с голубой ленточкой.
– Вот здесь мы помучались. Ох, мы помучались… Модуль экстренного торможения. Всё написали, отладили, опасные места тестами обложили, а дали обезьянкам, смотрим – ишь ты! В одном случае из ста что-то падает. Где падает – ясно. В обработке сигнала, в деструкторе. А из-за чего – тьма. Мистика! Один наш юноша, кхе-кхе… даже молиться начал с перепуга… Слабый был, выгнали потом быстро… Так вот, что бы вы думали? Нашли! Аллокатор памяти подсунули свой, и вот оно. Была одна лазейка… Неинициализированная переменная… Зло это, вселенское зло, такие переменные…
Внезапно он фокусируется на Диде и без перехода спрашивает:
– Так зачем вы пришли?
– Я из следственного комитета. Меня зовут…
– Из комитета? Мне кажется, мы уже решили с вами все дела. Я расписание не нарушаю, живу тихо-мирно.
У него короткая седая борода, всклокоченные волосы и маленькие чёрные, очень внимательные глаза. Поверх рубашки – видавшая виды меховая жилетка. Спина – прямая. Руки сложены на груди.
– Я… Не знаю, о чём вы говорите, товарищ. У меня к вам один простой вопрос…
– А вот это… Это же космос! – в руках у Цуза следующая пластинка с ленточкой. – Это грандиозный оптимизационный алгоритм!..
– Вы знали человека по имени Башким Ходжа? – громко произносит Дид.
– Я не знаю и знать не хочу никаких раджей… Так вот…
– Это чалмаш.
– Гениальная суть этого алгоритма…
– Вам помогали чалмаши во время работы над грузовыми трубами.
– …позволяет обозначить…
– Башким Ходжа набрал в сети ваш персональный номер двадцатилетней давности.
– Что вы сказали? – дед осекается на полуслове.
– Башким Ходжа пытался вызвать вас по номеру двадцатилетней давности…
– Но это невозможно! Это невозможно никак!.. Никогда. Уходите.
– Я никуда не уйду, пока…
– Вон! Вон отсюда! – Гордей уже визжит. – Вон!
– Повторяю…
Следователь не заканчивает фразу, потому что деду плохо. Двумя руками он держится за сердце и тяжело дышит. Лицо белое, страшное. Шепчет:
– Стойте-стойте, дорогой мой товарищ, что же это я… Ведь это можно проверить… Как вы сказали, Башким Ходжа?.. Легко проверить… Действительно, легко проверить.
Он начинает медленно перебирать пластинки. Потом всё быстрее, быстрее, и вдруг со всей силы швыряет одну из них в стену. Она разлетается на мелкие куски. Он швыряет ещё одну, с голубой ленточкой, потом ещё, ещё, срывается с места, толкает в грудь Дида и бросается к двери.
Следователь остаётся в комнате один. Искрит поручень.
Что сейчас произошло? Что вывело Цуза из себя? Номер давно просрочен, если они и добрались до чего-то секретного, то оно поросло мхом. И что он хотел проверить?.. Значит, есть какая-то таинственная связь между чалмашами из свиты князя Сабина и стариком-архитектором. Значит, они набрали номер не случайно. Но что это за связь?
Следователь выходит из комнаты в холл. Здесь всё так же темно и пусто. Ни девочки, ни старика.
– Товарищ Гордей! – зовёт Дид. Открывает наугад одну из дверей. К зелёному потолку подвешен стеклянный шар. По стенам вьются какие-то растения с цветами. На кровати – целая свора плюшевых собак.
Глядит в окно.
Сумерки. По всей платформе горят огни. Отчётливо видны потоки воздуха из «грелки». Ни одного сёрфера. Свободное время стремительно подходит к концу.
– О Великая Вода, молю, одари милостивым взором ничтожнейшего из твоих рабов. Окропи влагой мой пылающий разум, погаси раздоры в душе моей и направь волю мою в угодное тебе русло. Внемлю тебе, повинуюсь тебе, растворяюсь в тебе.
Уполномоченный посол Высокого княжества Марс Балай наклоняется низко-низко, так, что касается лбом воды. Надолго застывает в этой позе.
Молельный пруд находится в помещении, похожем на небольшой ангар. Электричества нет. Свет проникает из широких стеклянных окон под потолком, поэтому сейчас здесь полутемно. По поверхности пруда плавают жёлтые кувшинки. Вода цветёт, пахнет, живёт.
Марс Балай грузно поднимается с колен, отвешивает последний глубокий поклон и выходит во двор.
Сопит, щёлкает пальцами.
Тут же, как будто из-под земли, возникает бородатый человек в расшитом халате и белой чалме. Выражение лица – скромное и почтительное.
– Говори, – приказывает Марс на чалмашском.
– Осмелюсь доложить, мой господин, мы всё проверили, и ничего не нашли.
– Светильники, карнизы?
– Да, мой господин.
– Ванные?
– Да, мой господин.
– Снаружи окон проверяли?
– Да, мой господин.
– Хорошо…
– Угодно ли вам теперь включить электричество?
Марс складывает руки на груди, думает. На лбу проступают складки. Бородатый всё это время стоит неподвижно в почтительном полупоклоне.
– Нет! – говорит Марс. – Глушилки не убирать! Если нужен свет, берите свечи. В посольство никого не впускать и не выпускать! Людей, зверей, птиц, роботов – никого и ничего.
– Слушаю и повинуюсь, мой господин.
По вычурной винтовой лестнице Марс направляется в свой кабинет. Однако по пути раздумывает и сворачивает в зал для переговоров. Пышный цветастый ковёр скрадывает звук шагов. Марс огибает роскошный дубовый стол и подходит к парадному портрету Высокого князя.
По обеим сторонам от портрета, как рынды, стоят два канделябра с горящими свечами. Взгляд князя благороден и грозен. Одной рукой он держит инкрустированную алмазами саблю. Вторая сжата в кулак. Длинные седые волосы падают на мускулистые плечи.
Марс Балай смотрит некоторое время на портрет, потом протягивает руку, поддевает ногтем невидимый заусенец, и прямо из уха Высокого князя вытаскивает маленький чёрный кусочек пластика.
Щёлкает пальцами.
