Личное и секретное послание от премьер-министра г-на Черчилля премьеру Сталину.
«Конвой PQ-18 в составе 40 пароходов вышел.
…Если Вы можете временно перебросить дополнительное количество бомбардировщиков дальнего действия на Север, то прошу это сделать».
7 сентября 1942 года.
Личное и секретное послание премьера Сталина премьеру Черчиллю.
«Я понимаю всю важность благополучного прибытия конвоя PQ-18 в Советский Союз и необходимость принятия мер по его защите.
Сегодня дано распоряжение дополнительно выделить дальние бомбардировщики для указанной Вами цели».
Отправлено 8 сентября 1942 года.
(Из переписки И. В. Сталина и У. Черчилля во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.).По приказу Ставки Верховного Главного командования два полка авиации дальнего действия 11 сентября 1942 года перелетели на один из аэродромов Заполярья с задачей усилить удары по аэродромам вражеской авиации, совершающей налеты на конвой.
…Обычно конец сентября в Заполярье – пора ненастная. А вот вечер на редкость выдался теплым. От ежедневного недосыпания клонило ко сну, и командир звена старший лейтенант Белоусов, чтобы прогнать его, достал из кармана плитку шоколада из аварийного пайка. Отламывая по кусочку, он почти съел все, когда с КП полка поступил сигнал на вылет. Засунув оставшийся кусочек в комбинезон, летчик вместе с экипажем поспешил к самолету. Один за другим тяжелые бомбардировщики взлетели с небольшого полевого аэродрома, приткнувшегося возле озера Имандра.
– Штурман, курс? – спросил Белоусов, склоняясь к мерцающим голубым светом приборам.
– Доверните пять влево, – тут же ответил тот, «колдуя» с линейкой.
– Понял, пять влево, – повторил летчик, доворачивая бомбардировщик. – Стрелки! Не спать! Скоро цель.
– Есть не спать! – дружно ответила корма.
Под крылом самолета проплывала бескрайняя, малообжитая местность, то и дело сверкающая отблеском ярких северных звезд в бесчисленных озерах, болотах и реках.
– Командир, до цели пять минут, – буркнул штурман в переговорное устройство…
– Понял, – ответил летчик, приглушив двигатели. Самолет со снижением приближался к вражескому аэродрому. Вот впереди одна за другой вспыхнули в воздухе яркие, светящиеся авиационные бомбы, и туг же земля ожила, ответив многочисленными всполохами зенитных орудий.
– Тимохин, видишь разрывы?
– Вижу, командир. Боевой, двести восемьдесят, – ответил штурман, склоняясь к прицелу.
Близкие разрывы зенитных разрядов швыряли самолет из стороны в сторону, и Белоусов едва успевал штурвалом парировать эти броски, чтобы точнее выдержать боевой курс. На вражеском аэродроме, освещенном молочно-голубым светом САБов, уже видны были выстроенные в линейку фашистские бомбардировщики, рвущиеся на земле бомбы, горящие здания, как вдруг почти одновременно два сильных удара потрясли самолет. Первый из них пришелся в корму, туда, где находились стрелки, второй разворотил и поджег правую плоскость. «Прямое попадание», – мелькнуло в сознании летчика. Поймав вырвавшийся из рук штурвал, он потянул его на себя, пытаясь выровнять машину, но, всегда послушный, самолет был неуправляемый. Еще раз двинув штурвалом и педалями взад-вперед, Белоусов понял, что перебило управление и больше он уже ничего сделать не сможет. С все возрастающей скоростью, оставляя за собой длинный шлейф пламени, подбитий «Ил-4» устремился к земле.
– Всем прыгать! Немедленно! – крикнул летчик по СПУ. – Стрелки! Прыгать!
Но корма молчала…
– Тимохин! Прыгай! – повторил Белоусов свой приказ.
– Сейчас прыгаю! – ответил штурман.
Мельком взглянув вперед, летчик отметил, что штурман, засовывая карту в карман, пытается подняться с сидения.
«Пора», – подумал летчик, и с трудом подняв руку, дернул за рукоятку открытия фонаря кабины. Раз, еще раз… Но какая-то сила удерживала фонарь на месте. «Заклинило? Теперь не выбраться!.. Нет, черт возьми! Он должен открыться». Пригнув голову, Белоусов еще раз с силой рванул за рукоятку, и тут же фонарь откатился назад. Сильный поток воздуха ворвался в кабину и прижал его к сиденью. «Теперь надо встать. Встать!» – приказал он сам себе, с трудом отрываясь от сиденья. И как только он привстал, бешеный поток воздуха вырвал его из кабины и тут же над головой хлопнул купол парашюта. Белоусов посмотрел вниз – до земли оставалось чуть более двух тысяч метров. Парашют опускался на вражеский аэродром.
