Он вдруг вспомнил, что, когда учился в академии, подружился с сокурсником-англичанином. Звали его Майкл Дорсет, и он был отличным парнем. Так сказать, настоящим джентльменом. И насколько разобрался Рощин, уже провожая его в аэропорт, Майкл – джентльмен в квадрате. Его папа, дедушка и все предки рождались с титулом графа или что-то в этом роде. И Дорсет все пять курсов совместного обучения и прочих посиделок даже не обмолвился об этом Рощину. Лишь теперь, прощаясь, он записал в блокнот Владу свой домашний британский адрес, благодаря которому эта знатная деталь обнаружилась. Художник выдвинул ящик письменного стола, где хранились давнишние бумаги и вышуршал оттуда старый полностью исписанный блокнот студенческих времен. Адрес проще некуда: «Замок Дорсет. Город Дорчестер. Графство Дорсет. Великобритания».
В течение последних двух лет Влад время от времени переписывался с Майклом по электронной почте. Сокурсник пока не стал модным художником у себя на родине, но обзавелся небольшой собственной галереей и устраивал выездные выставки-продажи современного искусства во всех крупных городах Британии. Не откладывая в долгий ящик, Рощин написал Дорсету, что у него появился скромный спонсор для оплаты вернисажа в Англии. Заграничный друг ответил через несколько минут. Он искренне обрадовался будущей встрече и переслал массу инструкций по оформлению документов, а также посоветовал лететь лайнером Британских авиалиний в аэропорт Гатвик. Майкл пообещал встретить русского друга чуть ли не у трапа и гарантировал самый радушный прием в родовом замке. Также он спрашивал количество и размеры картин и дату, когда высылать официальное приглашение. Постскриптум гласил, чтобы Влад не беспокоился о деньгах по организации выставки и прочих расходах. «Тебе надо только сесть в самолет, а об остальном не думай!»
– Как был, так и остался отличным парнем! – воскликнул Рощин. – Постараюсь его не разочаровать.
Он написал другу, что как только договорится на работе об отпуске – сразу же ему сообщит, но путешествие, видимо, состоится не раньше, чем через месяц.
Художник собирался спрятать камни в завитушках картинных рам в стиле барокко. Таких у него никогда не водилось, их еще предстояло купить и чуть-чуть поколдовать со смесью плиточного клея и отмученного мела. Обычный гипс Рощин отмёл сразу – слишком ценная начинка предполагалась для такого ненадежного материала. Он задумчиво перебрал полотна, что стояли прислоненными к стене в жилой комнате. На картинах грелся теплый, домашний Петербург. Город для добрых людей. Бытовые сюжеты: свидание на лавочке в Летнем саду, старичок с батоном и голуби на Сенатской площади, пляж у стен Петропавловской крепости. На всех холстах главными персонажами были простые люди и их искренние чувства: любовь, доброта, радость. Сверкающие знаменитые купола, величественные дворцы, гранитные мосты и набережные лишь оттеняли человеческие отношения и служили фоном. Никакой парадности на картинах даже отдаленно не наблюдалось, и они совершенно не подходили к рамам в такой вычурной манере, как барокко.
«Тут надо нечто маслом в классическом стиле и очень красивое, – размышлял Рощин. – Может быть, экранизировать что-то из библейских историй? Или из греческой мифологии? Точно! Надо написать Светлу! Светлу и Наташу! Одну картину назову «Богиня лунного света Геката», а другую «Волшебница Цирцея». Идеально подходит! Светла, одобряешь?»
Фея не отозвалась.
* * *
Рощин настолько загорелся идеей новых портретов, что забыв про сон, схватил мольберт и выбежал из квартиры. Он решил по дороге к Наташе купить холст с подрамником и немедленно её рисовать. У него даже не возникло мысли позвонить девушке, вдруг её нет дома. Раз он едет к ней, значит, она ждет. Причем, так сыграла вовсе не самоуверенность самца, а убежденность близкого друга. Так и вышло. Отперев двери, Наташа прижалась лицом к плечу Влада, и только теперь он вспомнил про телефон:
– Извини, что без звонка…
– Всегда тебя жду. Ты говорил, что тебе нужно уехать на пару дней по важному делу. Я тоже не звонила, хотя очень хотелось, – прошелестела Наташа и, взяв друга за руку, повела его в комнату. Усадив Рощина на диван, девушка, улыбаясь, осталась стоять напротив него.
– Иди сюда, что расскажу, – поманил её Влад.
– Сначала я тебя буду кормить. Есть котлеты собственного изготовления, осталось пожарить картошку и сделать салат. Ага?
– Еще как – ага! Там в коридоре пакет с портвейном и твоим любимым ликером. Я сейчас…
– Сиди, я потом принесу. Покури пока, – остановила его Наташа и упорхнула на кухню.
* * *
«Интересно, когда же появится Светла? Может быть, что-то случилось? Ну, почему я – идиот не уговорил её, рассказать мне, где она находится!» – думал Рощин.
Он уже час рисовал Наташу. Подходящего костюма для Цирцеи в гардеробе девушки не нашлось, поэтому Влад убедил её оставить из одежды лишь цепочку с круглым золотым медальоном, напоминающим античную монету. Поза, в которой богиня-волшебница должна была появиться на картине, родилась в голове художника во время обеда. Он усадил Наташу на диван чуть-чуть вполоборота, предварительно собрав на него все подушки в доме, подняв уровень лежака, чтобы левая нога девушки свободно свисала, и даже пальчиками не касалась пола. Правую ножку подруги, Влад, аккуратно согнув в колене, поставил на сиденье дивана, оставив треугольный просвет. Отошел и полюбовался: «Всё хорошо. Только теперь правую ладонь положи на правую же коленочку, а левой – легонько обопрись на диван. Кулачок разожми – ладошкой обопрись. Сиди, пожалуйста, ровно, свободно и расслабленно, но, в то же время, и как пружинка. Вот так, умница. У тебя божественная грудь! А щёлочку пупочка так и тянет пальчиком погладить. Не опускай, не опускай голову! Подбородок повыше и смотри прямо на меня. Анфас. Добавь во взгляд вожделения – представь на моем месте Аполлона! Ну, или кого хочешь. Можно и меня».
Главное – поймать зовущую загадочность и нежную порочность улыбки её влажных глаз. Так поймать, чтобы один раз увидев её, любой мужчина превратился в ее обожателя. Страстного поклонника с колотящимся от желания сердцем, одновременно отлично понимающего недоступность изображенной на холсте прекрасной волшебницы.
* * *
«Хорошо, что догадался взять подрамник: сто на сто сорок. Получается практически в натуральную величину. И здорово получается! – мысленно похвалил себя Рощин, наслаждаясь работой целых три часа подряд. – Оказывается, я, действительно, умею глубоко рисовать».
Кончиком кисти он добавил невидимую, но ощущаемую слезинку в зрачок и выдохнул:
– Не устала?
– Есть немного… – стараясь не шевелить губами, ответила Наташа. – Первый раз в жизни позирую.
– И не последний… Встань – разомнись, теперь можно. Ты у меня уже тут живешь! – указал Влад на картину.
Девушка бодро вскочила с дивана, но ее качнуло обратно. Упав на мягкие подушки, она затрясла руками:
– Мне посмотреть не терпится, а у меня иголочки по всему телу!
