Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Настоящий Захава мне и говорит:
– Вы куда-нибудь, кроме нас, поступаете?
– Нет.
– Это хорошо, – улыбается.
– Чего ж хорошего? Если к вам не попаду, что делать-то? Ведь за мной уже человек с ружьем приходил.
А у них шел тогда спектакль Погодина «Человек с ружьем».
– Что за человек с ружьем? – рассмеялся Захава.
– Самый натуральный, в армию забирать. Военком говорит: я из тебя отличного офицера сделаю. А я в артисты хочу. Если к вам не поступлю, не знаю, что тогда…
Дипломный спектакль Олега Стриженова – пьеса «Правда хорошо, а счастье лучше» по А. Н. Островскому. Актер исполнял роль Платона Зыбкина. В центре – Народный артист СССР, профессор, И. М. Толчачов. 1953 г.
– Вы у нас будете учиться, – обещает Захава.
– Дело-то не терпит, я на Даниловской заставе у товарища ночую, чтобы дома не показываться.
– Что же нужно?
– Если вы меня возьмете, то дайте сразу справку, что я – студент высшего учебного заведения. Тогда меня военком оставит в покое… Да и мама с Мишкой с ума сходят.
– А кто такой Мишка?
– Собака любимая.
– И что за порода?
– Шпиц, немецкий.
– О! Аристократ… Не волнуйтесь, сейчас мы вас спасем от человека с ружьем.
Поднялись в канцелярию, и я получил справку, что являюсь студентом Театрального училища имени Б. В. Щукина при Театре имени Евгения Вахтангова.
– Отдыхайте до десятого августа, – распорядился Захава.
– Почему до десятого?
– Будут все педагоги. Должен же я им вас показать.
Десятого августа, в день своего двадцатилетия, прихожу. На сцене большого гимнастического зала стол, за ним вся училищная профессура – Захава, Толчанов, Мансурова, Москвин, Синельникова, Кольцов – ученики Вахтангова.
Нас запускали пятерками. Я опять прочитал Сельвинского, добавил басню Крылова «Вельможа», отрывок из «Молодой гвардии» Фадеева.
На следующий день нашел свою фамилию в списке принятых. Майор в военкомате воскликнул: «Оплошал я, такого офицера упустил!»
Я шел в театральное училище совершенно сознательно с единственной целью – стать артистом. Притом с уверенностью, что со временем буду известным. Я фанатично любил театр. Не было ни одного спектакля на московской сцене, которого бы я не видел в те времена.
Иосиф Моисеевич Толчанов считался лучшим педагогом, он и Борис Евгеньевич Захава – ближайшие ученики и соратники Вахтангова, уже преподавали, когда учиться в училище в шинели и обмотках пришел Щукин.
Для меня педагог – наставник, который выше тебя на сто голов по образованию, уму, опыту, знаниям. Не обязательно он должен оказаться талантливым актером – это будущая профессия его ученика. К нашему счастью, профессор Толчанов был и прекрасным актером, и человеком большой культуры. Он приходил к первокурсникам и говорил: «Здравствуйте, дети». На втором курсе: «Здравствуйте, молодые люди». На третьем: «Здравствуйте, студенты». А на четвертом выпускном: «Здравствуйте, коллеги». И ободрял нас: «Первые тридцать лет в нашей профессии будет очень трудно. Но зато потом… Потом будет еще трудней».
Сейчас я с ним согласен – становится все труднее. Чем ты более знаменит и талантлив, тем чаще и сам, и другие предъявляют к тебе все более высокие требования. От тебя ждут чего-то необыкновенного. Есть артисты, которые живут ровно и легко, от них ничего особенного не ждут, жизнь их катится сама собой. Во МХАТе о таких говорили: «Ну, у этого искусство проверенное».
Меня часто спрашивают: «Ты, когда идешь на сцену, волнуешься или нет?» Да как артист может не волноваться! Нет, я не боюсь публики или своей роли. Иначе – зачем выходить? Но как не волноваться, когда все глаза прикованы к тебе и ты словно жаришься на раскаленной сковородке?.. Это волнение – какая-то особая приподнятость.
Чему только нас не учили! Общеобразовательным дисциплинам, фехтованию, ритмике, танцам, игровым видам спорта. Наверное, только один предмет все без исключения не любили – политэкономию. К марксизму-ленинизму относились лучше – нравился преподаватель, симпатичная женщина, завуч, переживавшая за каждого из нас, как родная мать.
В политэкономии самое страшное – конспектировать громадное число научных трудов. Первые слова, которые слышишь на экзамене: «Покажите ваши конспекты». И если не окажется с собой пачки толстых тетрадок, на экзамен не допустят.
– Завернули назад, – пасмурно вздыхает один из студентов.
– Почему? – интересуюсь я. – Не было конспектов?
– Есть, но почему-то не понравились.
Он протягивает несколько тетрадок. Листаю и догадываюсь о причине преподавательского неудовольствия.
– У тебя каждый конспект другой рукой написан. Они сразу и распознали, что их писали разные люди.
Неудачник, понурив голову, отправляется исполнять тяжкий труд – переписывать все одним почерком.
Больше всего мы любили репетиции спектаклей. Каждое полугодие студент должен был самостоятельно поставить на сцене пьесу или отрывок из нее. Тебя оценивают – плюс или ничего.
Училище размещалось в специально построенном для него в 1930-х годах здании в Большом Николопесковском переулке. Здесь же находился театр со зрительным залом на двести шестьдесят мест и с оркестровой ямой. Каждую субботу и воскресенье мы играли здесь спектакли и получали первые аплодисменты и комплименты от публики.
У меня всегда хватало работы – мальчики в училище были в дефиците, особенно в амплуа героя. Я часто подыгрывал девочкам выпускного курса то тургеневского героя, то чеховского.
Негласно считалось, что выпускной четвертый курс – ульяновский, на нем учился Михаил Ульянов; третий – быковский, Ролана Быкова, второй – яковлевский, Юрия Яковлева, первый – мой, стриженовский.
Ролан Быков заболел накануне его дипломного спектакля по пьесе Александра Корнейчука «Калиновая роща». Профессор Толчанов, поставивший этот спектакль, попросил меня выручить старшего товарища, и я сыграл за него комедийную роль – Кандыбы.
– Вот этого артиста я с ходу в любой театр возьму, – сказал председатель экзаменационной комиссии Владимир Михайлович Петров.
– Это студент второго курса, придется с ним повременить, – возразил Толчанов.
Он вообще ко мне благоволил и, входя в аудиторию, говорил: «Здравствуйте, молодые люди и Олег Александрович».
В училище я играл Петруччио в «Укрощении строптивой» и Ромео в «Ромео и Джульетте» Шекспира, Самозванца в «Борисе Годунове» Пушкина, Емелю в водевиле Ленского «Простушка и воспитанная», Майорова в «Глубокой разведке» А. Крона. Мы выступали не только на своей сцене, но и в ВТО, ЦДРИ, на Всесоюзном радио.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
