Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
– Ё… твою мать… – злобно прошептала Хулиганка.
А матушка Евдокия слабеньким голоском сказала, обращаясь к Ольге:
– Может, не надо?
– Надо, моя дорогая! Вечно на скамейке не отсидишься. Вот потянут тебя на верёвке в Гулаг – там и посидишь с полным своим удовольствием!
Старухи и тут промолчали. А Ольге было ещё много чего сказать.
– В противниках у Ельцина ходили: Гайдар, Яковлев, Фёдоров с Руцким… Я вам говорила об этом… Моя правда именно в том, что в президентском кресле я не вижу никого, кроме Ельцина! Потому на выборах буду вычёркивать всех антимонархистов, и вас прошу делать то же самое.
– Хорошо, договорились! – сказала Ульяна. – Вычеркнем. Если до выборов доползем.
– А теперь давайте отдохнем немножко, – предложила Историк.
Ольгу возмутило предложение Анны:
– Отдохнуть им надо! А?! Вы все как змеи были пригреты на груди у Ельцина! И никакой от вас благодарности! Обидно за него! Как вы этого не понимаете?!
Историк со словами «я, пожалуй, пойду» поднялась со скамейки, но не успела и шага сделать, как в спину ей заверещала Ельцинистка:
– Бежишь?!
– Бегу, – твердо согласилась Анна.
– От правды бежишь?!
– От правды, от правды, – подтвердила Анна. – Так я побегу?
– Обидно за него! Обидно! Не обидно тебе?! Отвечай!
– Обидно… И я бегу от правды…
И Анна заковыляла вверх по тропинке.
Нинка-Хулиганка подскочила к Ельцинистке и прокричала ей в самое ухо:
– А за нас тебе, гадина, не обидно?!
– Вы все здесь сидящие – рабы, а рабов обидеть невозможно.
– А ты кто? – вступила в «беседу» Людмила-Гламурница. – Ты же вместе с нами сидишь?
– Да, сижу! Но мне страшно с вами! А я просто благодарный человек!
– Он же страну развалил! – выпалила Гламурница. – Мы с тобой – осколки её! Мелкие-премелкие!
– Она сама развалилась! Сама! На его месте я поступила бы точно так же!
– Никогда не мечтала о президентском кресле? – ехидно спросила Нинка.
– Провоцируешь?!
– Конечно, нет. Я серьёзно. В следующий раз, когда будут выборы, попробуй.
– Старая я очень, а то можно было бы попробовать… – задумчиво сказала Политик.
Видно, Ульяне стало жаль безумную старуху, и она, подойдя совсем близко к Ольге, сказала тихо и ласково:
– Ну, что ты мудишь? Не надо. Мудишь и мудишь… И всех замудила! А ты ведь такой хороший человек!
– Понимаешь, Ульяна, – доверительно, как другу, сказала Ольга, – Он систему раскачал, и потому я прощаю ему всё, что он сделал не так!
– А я не прощаю, – тихо сказала маленькая старушонка Бомжонок.
– Ты не в счёт, – едва повернувшись к Марии-Бомжонку, ответила Ельцинистка.
– Куда это годится, Ульяна?! – оскорбилась за подругу Анна.
– Он сделал то, чего не удалось сделать Власову! – закричала Ольга.
Старухи на несколько секунд замерли в ужасе, а потом, не сговариваясь, как по команде, все до одной встали и побрели к берегу. Не смеялись и не разговаривали.
Безумная старуха, продолжая что-то бормотать, осталась одна на своем камне.
Она смотрела вслед уходящим от неё «подругам» и вдруг неожиданно голосом обиженного ребёнка крикнула им вдогонку:
– Сестрицы, куда же вы?..
Елене Олеговне было невыносимо жалко и больную старуху, и её подруг, страдающих от овладевавших Ольгой приступов безумия. Она понимала, что старух не за что осуждать. Они делали всё, что могли: уговаривали, жалели, потакали, ругали, молчали… И что ей дался этот Ельцин?..
* * *
Старухи не пришли ни вечером, ни на следующее утро.
Елена Олеговна даже расстроилась… Она уже привыкла к ним.
От расстройства стала варить суп. Тем более, надо было что-то делать с мясом, которое лежало в морозильнике уже месяца два. М-да… Давно она ничего не варила… Не интересно ей готовить. Скучно… Не интеллектуально…
Пока варила суп, время от времени подходила к окошку и высматривала старух, которые уже прочно вошли в её жизнь и заняли там своё место.
Пришли или не пришли?
Пришли аж к вечеру! Все в сборе. И Ольга с ними. Молчаливая… Старухи смеялись! И… выпивали?!
Ульяна держала в руках бутылку, из которой что-то разливала по пластиковым стаканчикам.
– Мне совсем чуть-чуть, – предостерегла Матушка Евдокия. – Мне от вина плохо…
– Сегодня не будет! – успокоила Ульяна.
– Мне всегда плохо…
– А сегодня не будет. Мы сделали, как наш Профессор велела, – сказала Ульяна и ласково посмотрела на зачуханную старушонку-Бомжонка.
Во как! Оказывается, у этой старушонки есть своя кличка! Профессор! За какие такие заслуги?
– Маша! – как-то особенно уважительно и чуть ли не с поклоном обратилась к Профессору Ульяна, – объясни девочкам, почему от нашего вина им не станет плохо.
И Маша объяснила:
– Раньше люди всегда разбавляли вино водой… – начала, было, старушонка.
– И сильно разбавляли? – поинтересовалась Гламурница.
– На две трети.
– Когда раньше? – грубо влезла Нинка.
– При Ленине?
«Профессор» Мария нисколько не смутилась от Нинкиного вопроса и спокойным голосом ответила:
– В Древней Греции, например…
– Вот идиоты! – осудила Нинка древних греков.
А Бомжонок неожиданно заговорила тоном человека, привыкшего читать лекции:
– Для разбавления вина древним грекам служили специальные сосуды, которые назывались кратерами. Это смесители, если перевести буквально…
– Поняла, ЧТО бухАть будешь? – обратилась к Евдокии Нинка-Хулиганка. – Смеситель, едрена шишка! Полезный, б….! И тошнить не будет!
А Профессор-Бомжонок снова стала маленькой и самой незаметной старушкой.
Ульяна подняла свой стаканчик:
– За День нашей матушки России!
Старухи потянулись своими стаканчиками друг к другу.
– Дай Бог нашей России здоровья! – сказала Евдокия.
– Дай Бог, дай Бог! – закивали старухи.
И вдруг, совершенно неожиданно для Елены Олеговны, Ульяна посмотрела на её окошко, приподняла стаканчик, как бы приветствуя хозяйку, и улыбнулась. Потом что-то шепнула стоящей рядом Гламурнице. Та тоже глянула в сторону Елениного дома и тоже улыбнулась.
Елена Олеговна тотчас отошла от окна.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
