Как ни странно, всеобщее обожание не избаловало Джорджа и Эдварда. Простодушные и милые (до тех пор пока оставались в обществе друг друга), они воспринимали этот ливень внимания как нечто естественное. Порой при одной мысли о том, как безгранично ему повезло, на глаза Хью наворачивались слезы. В этот одинокий вечер ему ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к испытанному средству. Постоять над спящими близнецами (они спали в разных кроватках, но всегда лицом друг к другу), полюбоваться их безмятежными личиками, поправить одинаковые полосатые одеяльца…
Внезапно собственная хандра представилась Хью настоящим свинством. Он доел ужин, загрузил грязную посуду в посудомоечную машину, за исключением горшка, который следовало залить водой с моющим средством, чтобы отмок, — что и было проделано. Масло вернулось в холодильник, со стола исчез всякий след черепашки из красного вина, початая коробка сигарет перекочевала в ящик стола, который Хью поклялся впредь не открывать без крайней необходимости. Иными словами, было четко выполнено все, что требовалось. Притушив свет (все осветительные приборы Черч-Коттеджа были снабжены такими реле), Хью поднялся к себе, где, как испытание воли, собирался сначала проделать вечерние процедуры, а уж потом заглянуть к сыновьям.
Сыновья. Его сыновья! Добравшись наконец до цели, Хью застыл в упоенном созерцании. Все было именно так, как и следовало: Джордж щекой на плюшевой свинке, Эдвард — на подушке. Джулия где-то вычитала, что подушки с малолетства смещают шейные позвонки, но Хью на это не купился и, как лев, боролся за подушки для своих сыновей.
— Подушка, — спорил он, — возникла из потребности в психологическом комфорте.
— У близнецов не может быть такой потребности. Двое — это уже самодостаточная структура.
— Допустим, — не сдавался Хью, — но это все-таки не сиамские близнецы. Каждый из них немного индивидуум, а индивидуум нуждается хоть в каком-то личном пространстве. Комфорт — часть такого пространства.
И вот он стоял над ними, пока еще совсем малышами, от которых пахло молоком, а не чем-то таким… мальчишеским. Джулия настаивала на тщательном соблюдении гигиены, на всех прибамбасах здорового образа жизни, поэтому Джордж и Эдвард буквально блистали чистотой в своих мяконьких фланелевых пижамках. Впрочем, они всегда выглядели с иголочки, от аккуратно подстриженных волос до начищенных ботиночек. В этом доме и речи не шло о кроссовках — только настоящие ботинки, хотя и разного цвета.
— Вы мои драгоценные близняшки! — прошептал Хью.
Джордж пошевелился и открыл глаза.
— Не хочу свинку…
Игрушка полетела на пол, а малыш тут же снова уснул, едва слышно посапывая. Снизу (верхние телефоны на ночь отключались) раздался телефонный звонок. Хью без всякого удовольствия пошел снять трубку.
«Когда тебе за пятьдесят, — говаривал он жене, — начинаешь бояться этой адской машины».
На кухню он не вернулся, а подошел к аппарату в жилой комнате, приветливой и умиротворяющей, с красочным ковром из мексиканского сизаля на полу и не менее яркими турецкими ковриками по стенам.
— Хью Хантер слушает.
— Это Морис.
Рука Хью автоматически нырнула в карман за сигаретами. Их там не было. Они остались на кухне.
— Извини за поздний звонок. Хотелось объявить новости лично.
— Какие еще новости?
— Не волнуйся, хорошие. Даже очень хорошие.
Хью с трудом протолкнул в горло сухой комок. Он умирал от желания закурить.
— А именно?
— Мы его прижали. Он согласен, понимаешь! Контракт подписан.
Хью мешком осел в кресло со светлой ситцевой обивкой.
— Кевина Маккинли?
— Его самого! Ну разве это не чудесно? Я все время твержу, что человек вроде него может значительно улучшить наш имидж.
— Морис, он сделал серию передач, которая имела успех… большой успех, но, понимаешь, всего одна серия…
— Во-первых, он подходящего возраста, во-вторых, имеет нужные связи, в-третьих, работал в Америке, и он…
— …видит в нашей студии стартовую площадку для прыжка на Би-би-си! И сколько же ему за это предложено?
— Ну, подманить обезьянку можно только хорошей кучкой орешков.
Хью промолчал.
— Это всем нам пойдет на пользу, увидишь! Не понимаю, чем ты недоволен, Хью. Ведь твой контракт регулярно продлевается.
С глубоким и медленным вздохом Хью откинулся в кресле и прикрыл глаза. Главным козырем, главной движущей силой его карьеры было долгое знакомство с Морисом, которому через два года (то есть раньше, чем Хью, будь он, скажем, адвокатом или бухгалтером) предстояло уйти на пенсию. Своих истинных чувств нельзя было выдавать ни за что на свете.
— Почему это я недоволен? Я просто в восторге!
— Так я и думал. Потому и решил позвонить. Чтобы порадовать.
Вранье, сплошное вранье! Ни словечка правды во всем этом разговоре.
— Кевин хочет на той неделе созвать ознакомительное собрание. Во вторник сможешь?
— Ну, я…
— Вот и отлично! — воскликнул Морис с почти неприкрытым облегчением в голосе. — Значит, до вторника. Желаю приятно провести выходные. — Он вдруг сообразил, что кое-что упущено. — Как близнецы?
— Процветают.
— Молодец! Побольше бы таких отцов.
Положив трубку, Хью прямиком направился на кухню и полез в Яшек за сигаретами. Вынул из раковины стакан и наполнил до краев. Затем он прошел к любимому стулу и снова на него взгромоздился. Перед мысленным взором, как живой, возник Кевин Маккинли: как безапелляционно он называет сумму, как требует удвоенный отпуск и личную машину с шофером. Получив согласие, небрежно добавляет: «Ну и, конечно, максимальное пенсионное обеспечение». И это ему тут же предоставляют.
Ох уж эти Кевины Маккинли! Мир ими так и кишит. Они дорого себя ценят и откровенно презирают тех, кому за шестьдесят, даже если тем тоже удалось кое-чего добиться, даже если те не так уж плохо выглядят и пользуются популярностью у зрителей.
— А я пользуюсь популярностью… — прошептал Хью, глядя в стакан. — Да, пользуюсь! Они мне так прямо и пишут.
За окном послышался характерный скрип колес по гравию. Джулия. Хью подумал: «Как некстати!» Он был не готов предстать перед Джулией, он чувствовал себя таким… таким… подавленным. И не только подавленным. Несчастным. Испуганным. Потрясенным. Меньше всего хотелось, чтобы жена видела его в таком состоянии, даже если учесть, что за семь лет супружества можно навидаться всякого. Когда балансируешь на грани, нет-нет да и сядешь в калошу, и спутник жизни это понимает. Но от этого не легче.
Хью затушил окурок и стал ждать, когда за дверью в гараж послышатся шаги.
— Хью! — воскликнула сияющая Джулия. — У тебя вид как у заброшенного щенка.
