Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
Я опять кивнула, а она снова спросила:
– Я могу поговорить с ними?
Я в третий раз кивнула, предложила ей пройти, крикнула маму и пошла продолжать решать задачу по физике. Я так была занята этой физикой, что даже и не думала прислушиваться, о чем идет речь в соседней комнате. Если бы я догадалась прислушаться, то, наверно, выпрыгнула бы в окно, и все сразу было бы кончено. Я решила задачу по физике и перешла к геометрии, когда мама строгим голосом позвала меня. Я пришла в комнату к родителям и сразу все поняла – на столе лежали мои письма. Наверное, все двадцать…
– Это ты писала? – спросила меня мама, лицо которой было цвета свеклы. Я поняла, что у нее поднялось давление.
– Ты же уже знаешь, что я… Почерк мой не могла не узнать, – ответила я.
– Откуда нам знать, какой у тебя почерк? – рявкнул отец, который был нехорошего зеленоватого цвета.
Я сообразила, что он говорит правду. Родители уже сто лет не заглядывали в мои тетради и не глядя подписывали дневник. Действительно, откуда им знать, какой у меня почерк.
– Зачем ты это сделала? – спросила мама таким жутким тоном, будто я кого-нибудь задушила прямо в колыбели.
Я не знала, что ей ответить. Я писала, потому что любила, но не была уверена, знает ли мама, что означает это слово. Отец тоже вполне мог позволить себе выкрикнуть: «Откуда нам знать, что значит – любила?!»
– Подождите, – вступила в разговор та женщина, которой я открыла дверь, а я на нервной почве никак не могла понять, кто она такая и откуда у нее мои письма. – Скажи нам, девочка, не кажется ли тебе, что в твоем возрасте не стоит забивать себе голову подобной глупостью? И тебе, и моему сыну Игорю пока нужно думать совершенно о другом! Об учебе! О поступлении в колледж или даже институт!
Я молчала. Так вот кто она такая, эта женщина, и откуда у нее мои письма…
– Почему ты молчишь, Катя? – спросила мамаша Игоря.
– Вы уже сами ответили на свой вопрос, – сказала я.
Мамаше Игоря мой ответ очень не понравился. Она тоже покраснела, только ее румянец, в отличие от маминого, был морковно-оранжевого цвета.
Я спросила:
– Откуда у вас мои письма? На конвертах было написано: «Александрову Игорю». Насколько я могу видеть, вы не Игорь.
– Нет! Вы посмотрите на нее! – повернулась к моим родителям мамаша Игоря. – Ваша дочь еще позволяет себе острить! – Она решительно отбросила со лба челку такого же каштанового цвета, как у сына, и пронзительно закричала: – Да, я стою на страже интересов собственного ребенка! У него нет ключа от почтового ящика, потому что он ему не нужен – ему никто не пишет! Все его друзья рядом! И как только увидела первый конверт, я сразу поняла, что с этим письмом дело нечисто, а потому посчитала себя обязанной вскрыть его. И вы же понимаете, – она опять призвала в свидетели моих родителей, которые тут же дружно закивали, – что я правильно сделала! Если бы я этого не сделала, то неизвестно, куда все это могло бы зайти!
– И куда же это могло зайти? – спросила я и одновременно как будто бы не я. Я, Катя Максимова, раздвоилась. Одна моя часть гордо и насмешливо говорила с мамашей Игоря, другая – обливалась кровью и слезами от надругательства над любовью. Я писала, что никто не сможет опорочить мою любовь. Как я ошибалась! Оказывается, это может сделать каждый. Каждый может надо мной посмеяться, вытереть об меня ноги и заподозрить в самых гнусных намерениях.
– Она еще спрашивает! – продолжала возмущаться мамаша Игоря. – Тут… – Она потрясла письмами, глядя на меня в упор, – все написано! И про любовь, и про то, как мой сын будет с тобой счастлив! На что ты намекала, девочка? Тебе ж наверняка нет и пятнадцати!
– Есть, – ответила я.
– Все равно! Ты бы лучше… ходила бы в какую-нибудь спортивную секцию! Например, занялась большим теннисом! Спортивные нагрузки очень отвлекают от…
– От чего? – спросила я замолчавшую женщину.
– Да вот от этого безобразия! – она опять потрясла моими письмами. Одно выскользнуло и залетело под диван. Спряталось.
– Ну вот что! – решил подытожить разговор отец. – С этими дикими письмами мы поступим вот так… – И он начал методично и сосредоточенно рвать их в мелкие клочки. Две рядом сидящие женщины тут же с большим удовольствием к нему присоединились.
Я смотрела, как пытаются убить мою любовь, и хотела заплакать, чтобы не так сильно ломило затылок. Но у меня не получилось. Слезы высохли. Колодец давно уже пуст.
– В общем, со своей дочерью мы сами разберемся, – сказал отец, когда письма превратились в груду обрывков. – А вам спасибо, что вовремя просигнализировали и тем самым предотвратили…
Похоже, отец и сам нечетко знал, что именно предотвратила мамаша Игоря, а потому оставил предложение незаконченным. Женщина встала со стула и сердечно поблагодарила моих родителей за то, что нашла в них понимание и сочувствие. Напоследок она одарила меня ненавидящим взглядом и независимой походкой вышла из комнаты. И мама, и отец бросились ее провожать. Я подошла к столу и опустила руки в обрывки своих писем. Они показались мне теплыми и живыми. Мне хотелось зарыться в них лицом, но в комнату возвратились родители.
– Катерина! Как ты смеешь нас так позорить?! – взревел отец.
– Тебе еще рано думать о любви! – подхватила мама. – Не можешь за собой чашки вымыть, а туда же! Любовь у нее, видите ли! Лучше бы полы помыла! Мать и на работе надрывается, и дома, а она письма пишет! Тоже мне, еще одна Татьяна Ларина нашлась! Пушкина-то почитай!
– Я читала, – ответила я. – Нам задавали на лето.
– Раз читала, значит, должна знать, что ничего хорошего после таких писем не получается. Хорошо еще, что мамаша к нам прибежала! А если бы в школу?
– Ну и что было бы?
– Да вся школа над тобой хохотала бы, вместе с Онегиным! Неужели не понимаешь?!
– Да… Возможно… – согласилась я и ушла в свою комнату.
Отец пытался привязаться, чтобы я сама убрала обрывки своих «отвратительных» писем, но я не пожелала даже повернуть к нему головы. Ему пришлось уйти. Я улеглась на свой диван лицом к стене и стала думать о том, что Игорь, оказывается, ничего не знает о моей любви. Все это время он даже не догадывался, что вокруг него происходило. Над ним летала моя любовь, задевала его крылом по щеке и лбу, а он даже не чувствовал. Разве так может быть?
Что же мне делать? У меня все внутри дрожит и трепещет. Где же выход? Если бы ты только знал, Игорь, как я тебя люблю! Назло всем им еще сильнее! Еще нежнее!
27 октября
За всеми своими переживаниями, связанными с Игорем и письмами к нему, я совсем забыла написать, что и вторая затея Шевченко – с запиской Александрову с прямыми вопросами, кто ему нравится и с кем он хотел бы дружить, – провалилась, как и поголовная анкетизация нашего класса. Получив Настькину записку на истории, Игорь демонстративно порвал ее на четыре части. На этом предмете обычно все занимаются своими делами, не обращая никакого внимания на сидящую за столом и что-то шепчущую старенькую Зинаиду Николаевну, поэтому Александров спокойно встал, прошелся по классу, выбросил обрывки в урну, стоящую у дверей кабинета, и так же независимо вернулся на свое место.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
