— Да. Я не знала… не могла представить, что… Я думала…
— Ты думала, что я трудоголик на работе, а после нее становлюсь плейбоем? Мэри, я знаю, что обо мне говорят мои подчиненные.
— Меня все эти разговоры и слухи не волнуют, а моя частная жизнь всегда останется моей частной жизнью.
— Можешь быть спокоен: я никому ни словом не обмолвлюсь о том, что сейчас услышала от тебя. — Она закончила фразу как раз в тот момент, когда машина подкатила к ее дому и остановилась прямо напротив двери.
— Подожди секундочку, — сказал он и накрыл ладонью ее руку, которую она уже протянула было к дверце автомобиля. — Джим сейчас поможет тебе выйти.
От простого прикосновения его руки у нее перехватило дыхание. Она повернулась к нему лицом и заметила, что его темно-карие глаза стали еще темнее, и в тот же миг почувствовала, как его теплые губы легко коснулись ее щеки. И все. Больше ничего не было. Ни одного движения, ни даже жеста. Но у нее было такое ощущение, будто она только что испытала с ним акт любви.
— Спасибо, Мэри, за то, что скрасила мой вечер. Ты… такая красивая.
Она не успела ничего ответить ему, потому что в это мгновение дверца автомобиля открылась, и Джим, протянув руку спутнице своего работодателя, помог ей выбраться наружу. Мэри помахала боссу рукой, и ее губы тронула едва заметная улыбка. Когда она стала вставлять ключ в замочную скважину, ее пальцы вдруг охватила легкая дрожь, а по всему телу опять побежали сладостные мурашки. «Шевроле» не двигался с места до тех пор, пока она не вошла в дом и не прикрыла плотно за собой дверь.
3
Кармело ломал голову над проблемой, которая встала перед ним ребром. Конечно, он мог бы опять нанять очередную няню через агентство… Но какую уже по счету? К тому же Робертино смотрел на всех агентских нянь косо. Он просто не любил их. Нет, тут надо искать какое-то другое решение. Он пил чашку за чашкой черный кофе и думал, думал до тех пор, пока наконец не придумал. Его лицо расплылось в довольной улыбке; он принял душ, в который можно было попасть прямо из кабинета, и приготовился к работе. Обе стрелки на часах почти уже слились с цифрой 9, и Мэри должна была появиться в офисе с минуты на минуту.
Когда она пришла, Кармело сразу пригласил ее в кабинет. Он не привык ходить вокруг да около того, что его беспокоило или волновало, и всегда говорил о наболевшем напрямую, без обиняков. По его убеждению, это был кратчайший путь к взаимопониманию между людьми.
— Мисс Коул… Мэри, мне нужна твоя помощь, — сказал он.
Вместо сексапильного темно-зеленого платья, в котором она была вчера в ресторане, сейчас на ней был элегантный строгий костюм… А то платье с глубоким вырезом удивило и приятно поразило его. Он никогда бы не подумал, что она может носить одежду, так смело открывающую ее прекрасное тело. Когда они проходили к своему столику в дальнем углу ресторана, он слышал, как кто-то из делегатов сказал шепотом своему соседу: «Повезло же мужику иметь такую помощницу!» Разумеется, после такого комментария Кармело стал смотреть на Мэри с еще большим вниманием и интересом.
— Какая помощь? — настороженно спросила она, и ее брови взметнулись вверх вопросительной дугой.
— Присматривать за Робертино, быть его няней. Может быть, у тебя есть кто-нибудь на примете? Или, может, ты сама взялась бы за это дело? А пока ты будешь заниматься с Робертино, на твоем месте могла бы поработать — разумеется, временно, до твоего возвращения — какая-нибудь другая секретарша из нашей же компании…
— Робертино — твой сын?
— Да.
— Но почему ты просишь меня стать его няней?
— Потому что его нынешняя няня подала заявление об уходе.
Ее пронзительно голубые глаза негодующе вспыхнули, и Кармело подумал: черт возьми, почему он не замечал эту чарующую голубизну раньше? Нежная голубизна, наполненная гневом, придавала ее глазам особое очарование. Эти глаза могли свести с ума любого мужчину.
— Я квалифицированная секретарша, а не сиделка по вызову, — возмутилась Мэри. — И у меня нет никакого желания тратить жизнь на ухаживание за чужими детьми.
Кармело и не надеялся, что она согласится с его предложением сразу. Он знал, что должен будет приложить огромные усилия, чтобы убедить ее пойти ему навстречу. Но в ее ответе обнаружились такая твердость и непреклонность, а в голосе прозвучал такой металл, что он вмиг потерял всякую надежду склонить ее когда-нибудь на свою сторону. Возможно, ему следовало оставить ее вообще без выбора: или соглашайся на новую работу, или… Нет, если он сделает такое резкое движение, перед ним возникнет мрачная перспектива потерять эту женщину и как секретаршу, и как потенциальную няню для сына. Поэтому Кармело Аличени решил изменить тактику. Спокойным голосом он спросил Мэри:
— Ты работаешь и поэтому вынуждена каждый день уезжать от Алекса. Но тебе это жутко не нравится, не правда ли?
— Еще какая правда! — кивнула она.
— В таком случае предлагаю способ решения не только моей, но и твоей проблемы. В принципе, Мэри, проблемы у нас с тобой одинаковые: тебе не хватает времени для общения со своим сыном, а я уделяю мало времени своему сыну. То есть, по сути дела, проблема у нас одна, общая. Так вот в чем суть моего предложения. Вы с Алексом переезжаете в мой дом, будете жить у меня. Таким образом, вы сможете всегда общаться друг с другом. Одновременно ты будешь держать в поле зрения моего сына, будешь присматривать за ним. При этом я смогу время от времени поручать тебе выполнение какой-то работы для компании, и чтобы выполнить ее, тебе вовсе не нужно будет ехать в наш офис. Ты будешь иметь возможность работать, так сказать, на дому.
По мнению Кармело, это было бы самое простое и самое надежное решение их общей проблемы, связанной с детьми. Однако у Мэри на этот счет было иное мнение. Выдержав долгую паузу, она сказала:
— Мистер Аличени, чего я хотела бы меньше всего, так это жить с вами под одной крышей. Мы с Алексом счастливы и довольны той жизнью, которая выпала на нашу долю. Я люблю свой маленький домик. Почему же я должна отказываться от него? Кстати, раз уж мы заговорили о домах, где твоя жена? Почему она не может заняться воспитанием собственного ребенка?
Глаза Кармело потухли, когда в его памяти вдруг всплыли самые черные дни прожитой жизни. Он тихо сказал:
— Моя жена умерла. А от своего дома тебе и не нужно будет отказываться; ты можешь сдать его в аренду. — Заметив по ее глазам, что она заколебалась, он добавил: — Сядь. И подумай опять о выгодах, которые сулит мое предложение.
Вчера вечером, когда они возвращались на машине из Нью-Йорка в Нью-Рошелл, от его внимания не ускользнуло то, как она шарахнулась от него, стоило ему лишь слегка прикоснуться губами к ее щеке. Видимо, кто-то до основания разрушил ее веру в мужчин, и он не хотел своим поведением добавлять горечи к ее и без того горькому жребию.
