— Что? Какой эксперимент? Да что же, что, объясни толком!
Она побледнела, разволновалась, но тотчас, помня о ребенке, постаралась взять себя в руки.
— Ничего, прорвёмся, всё будет нормально! — успокаивал её Котиль, сбросив кроссовки и пройдя в комнату.
— Я и вижу, что нормально! Говори уже, как есть! — жёстко заявила Вика. Волосы её разметались, черты лица обострились, она стала похожа на фурию.
— Дай воды.
Он бессильно уселся на диван. Она принесла воды, он медленно отпил пару глотков, и, почувствовав тошноту, поставил стакан на журнальный столик.
— Что за вода… Ерунда какая-то, а не вода…
— Очищенная вода!
— Вот именно, что очищенная…
— Говори уже, потом будешь носом крутить.
— Генетические мутации и прочее… Я становлюсь монстром, — почти весело выдал он.
— О, боже мой… — пробормотала Вика и уселась в кресло. — А ребёнок? — догадка молнией ворвалась ей в голову, она испуганно прикрыла ладонью рот, в глазах заблестели слезы.
Котиль сидел неподвижно, глядя в одну точку, и не знал, что сказать. Выложить ей всю правду, зачем же обманывать, вывалить вот так сразу, добить её окончательно!
Но она всё поняла и сама. Мысли, ускоренные стрессом, со скоростью электрических разрядов метались у неё в голове, и в доли секунды она увидела всё, всё: устрашающе серый, или ещё какого-нибудь неестественного цвета ребенок, выходящий из её чрева, испуганные возгласы медсестёр, обморок у кого-то. А она сама? Надолго ли сохранится её молодой цветущий вид, если это у неё в крови, в мозгу, везде!
— Господи… У тебя даже кровь серая…
Она заплакала, горько, тихо, почти бесшумно. Котиль делал неуклюжие попытки её успокоить, утешить, понимая, что утешения нет. Говорил, что ещё точно ничего неизвестно, всё пройдет, и с ребёнком все будет нормально. А он — что он, и у него пройдёт; а если нет — она ещё молодая…
— Какая я молодая! — закричала она сквозь слёзы. — Вся жизнь — коту под хвост! Говорила я тебе, сколько раз говорила! Не лезь, не лезь, не связывайся с этими…. Нет, упрямый, как осел! Правдоискатель нашелся! Теперь-то хоть понимаешь, что лбом стену не прошибёшь?! Понимаешь или нет? Не трогай меня, уйди, знать тебя не хочу!
Позвонили в дверь, но никто открывать не спешил. Котиль подумал, что это соседи, снова пришли бросать упрёки, защищая свой образ жизни, свое медленное загнивание в этом болоте, жирок, накопленный годами, и мысленно, закипая злобой, посылал их куда подальше. Но звонки не прекращались, а после в дверь стали стучать, сильно и уверенно, и он, убедившись, что непрошенные гости там просто не отвяжутся, побрел в коридор.
На пороге он увидел работников полиции, в форме, с санкцией на его арест. Он не удивился, не испугался, только с вызовом, угрюмо спросил: «За что?» «За избиение человека». Он не сразу понял, что они имеют в виду, а потом вспомнил нефтяника, который сидел на асфальте возле своего «Ниссана» с помятой задней дверцей, и утирал с лица кровь.
— Обувайтесь, — скомандовал старший. — Да не надо, — остановил он подчинённого, собиравшегося надеть на Котиля наручники, — не туда ж везем.
— А куда? — осведомился Котиль, завязывая шнурки кроссовок.
— Там увидите.
Дороги в городе не отличались качеством, в зарешечённом фургоне сильно трясло, но Котиль не обращал на это внимания. Он снова спросил, куда его везут, хотя ему было безразлично. Что-то тревожное чувствовал он сердцем, какие-то несуразные, неопределённые видения вставали перед глазами. Странное чутье появилось у него, настороженность, чего раньше не было, словно у зверя, вынужденного выживать в суровых условиях. Ему вспомнились слова профессора о том, что мышцы его станут сильнее, чувства тоже обострятся, когда он будет вдыхать какой-нибудь дым, какую-нибудь гадость, что почти заменит теперь для него воздух.
— Куда вы меня везёте? — переспросил он громче, перекрикивая гудение двигателя.
— Не в обезьянник, не переживай. Хотя могли бы. А так — в научно-исследовательский, — старший с ироничной важностью поднял палец. — Скучно тебе там не будет, и жену тоже привезут.
— Что?! — рявкнул Котиль.
— А ты думал как? — рассуждал старший. — С такими рожами будете всем семейством по городу бегать?
Котиль привстал с отполированной задницами сотен задержанных лавочки, но тотчас снова сел. Его везут на исследования, будут держать взаперти, как лабораторную крысу, и Вику тоже! Над ними будут ставить опыты, и над его женой, над его будущим ребенком. Наверняка к этому подключатся военные — они не упустят случая выдавить из этого что-то для себя, что даст им шанс получить машину истребления, какого-нибудь сверхчеловека с одурманенными мозгами и железными мышцами. И плевать они хотели на кого бы то ни было!
Он представил себе лабораторию, его облучают, проверяя на устойчивость к радиации, заставляют сутками выполнять упражнения, выявляя выносливость, принуждают проходить тесты — с какой эффективностью он сможет убивать себе подобных. Всё, всё во благо отечества, горы трупов на пользу народу, и этот самый народ, зомбированный до последней клетки мозга, орущий от радости при виде этих трупов, твердящий славословия власти, бросающей подачку, как собаке кость.
— Что у тебя в машине так бензином воняет? — спросил водителя старший.
— Да… карбюратор делал недавно, надо опять посмотреть.
— Привезём задержанного обкуренного всего — он весело засмеялся.
— Он же сам нюхает что-то.
— Ну, как раз в тему, нормально.
Котиль давно слышал запах бензина, и его дыхание участилось само собой. Но теперь он осознанно стал делать полные вдохи, наслаждаясь и чувствуя, как в тело вливается энергия. Вместе с энергией в нём ощутимо, вызывая дрожь всего тела, нарастало едва сдерживаемое им бешенство. Жизнь его рушилась; его борьба, самоотверженность, честность и пренебрежение опасностью оказались напрасными. Мало того, всё, с чем он боролся, что ненавидел всеми фибрами души, теперь стало для него жизненно необходимым. Он становится монстром, который погибнет, дыша чистым воздухом, употребляя чистую воду, принимая обычную пищу. Теперь ему нужна экологическая катастрофа в прямом смысле слова, катастрофа масштабная, безудержная, для нормальных людей ужасная.
Это завело его, породило бешенство, какого он ещё не испытывал. Это уже не было бешенство человека, придавленного обстоятельствами, но бешенство бессловесного зверя, который почуял нож мясника и ощутил при этом не сводящий судорогой страх, а неуемный прилив сил и желание подороже продать жизнь. Запах бензина, сочившийся внутрь автомобиля из-за неисправности в двигателе, придавал ему сил.
С рычанием он вскочил, ударившись головой о потолок, но почти не обратил на это внимания. Сконцентрировавшись, он ударил ногой в запертую дверь. Дверь загудела, застонала и подалась наружу; металл деформировался уже после первого удара. Он ударил снова, и дверь подалась сильнее, он всадил ногу возле стенки, где была дверная петля, и здесь тоже произошла подвижка. Он снова бил, быстро и сильно, не обращая внимания на выкрики полицейских, зная, что надо спешить, что у них есть оружие. Машина остановилась, прижавшись к обочине, когда замок сломался и одна из створок со скрежетом и скрипом распахнулась. Он знал, чувствовал, в какую сторону бежать — туда, где из машины выскочил полицейский с одной резиновой дубинкой, без пистолета. Тотчас столкнулись они у бокового крыла машины. Словно в кино при замедленной съемке замахнулся полицейский дубинкой. Котиль видел его глаза, которые непроизвольно расширились от страха, видел покрасневшее лицо. Он схватил его за руку прежде, чем дубинка опустились ему на голову, другой рукой вцепился в горло и грохнул головой о машину, после чего бросился бежать к ближайшему дому. Ноги несли его так, словно в них вселился дьявол. Он услышал позади себя выстрел, но даже не пригнулся и не вздрогнул при его сухом треске, разорвавшем воздух. «Предупредительный», — констатировал он, заранее зная это, без подключения логики; он был уверен, что успеет забежать за угол.