Оказалось, что яма была полна не грязи. Это было открытое отхожее место. Сначала Джуди, а потом и «Тэнки» вляпались в гигантскую лужу дерьма. Еще одно доказательство, что во вселенной Джуди экскременты были интересными, а не отталкивающими. К сожалению, отхожее место оказалось глубоким, и теперь Джуди попалась в ловушку. А скулежом заставила вляпаться в дерьмо и своего друга.
Два тела проломили своим весом тонкий слой затвердевших на поверхности ямы экскрементов. Под ним открылась липкая трясина. Из трещин поднималась такая одуряющая вонь, что и человек, и собака рисковали потерять сознание, провалиться в жидкую грязь и найти там свою смерть.
Преодолев рвотные позывы и отключив обоняние, Купер собрался, ухватил Джуди за ошейник, выкарабкался вместе с нею из ямы и упал без сил на краю.
Купер по середину груди был измазан омерзительной дрянью. Его башмаки отвратительно хлюпали. Он не мог начать дышать носом. Его голые руки покрывало жидкое дерьмо, которое невозможно было вытереть травой. Джуди оказалась в еще более бедственном состоянии: она по шею была испачкана вязкой, отвратительной грязью, полностью скрывшей белую шерсть.
На обратном пути на корабль товарищи по охоте отказались приближаться к «Тэнки» и Джуди ближе, чем на 20 метров. Единственными, кто сопровождал друзей, были мухи, жужжащее облако которых следовало за ними до воды. Когда охотники подходили к «Москиту», они заметили на нок-рее флаг, сообщавший о том, что на корабле объявлен карантин. Корабельный колокол звонил, и моряки кричали: «Нечисто! Нечисто!» Понадобилось несколько дней тщательного мытья, прежде чем матроса и талисман сочли достойными корабельного общества. А Купер зауважал китайцев, плававших на лодках-туалетах.
Умение Джуди указывать дичь определенно оставляло желать много лучшего. И все же к этому моменту морякам канонерки было ясно, что у их талисмана есть некие особые качества. «Такое ощущение, будто у нее по мере вросления развивается человеческий разум, – писал Джеффри в своем дневнике. – Кажется, что она понимает каждое слово. Когда она пачкается, она приходит ко мне и опускает голову. Если я называю ее плохой собакой, она складывает уши и ухмыляется. А если я называю ее грязной сучкой, она начинает хныкать и ложится у моих ног. Тогда я треплю ее по голове. И она понимает, что все прощено и забыто. Славная собака».
Вскоре после неудачной вылазки на охоту Джуди проявила ум и бдительность другим неожиданным способом. Однажды, когда канонерка стояла на якоре неподалеку от Шанхая, адмирал сэр Чарльз Литтл, старший офицер британского ВМФ, высадился на «Моските»[1]. Все привели себя в порядок и предстали перед полномасштабной инспекцией Адмиралтейства. Как выразился Тэнки, старший офицер ВМФ прибыл на «Москит», для того чтобы «всех приставить к делу» – найти на корабле малейшую грязь, все висящие нитки и все невыглаженные простыни.
Пока члены команды стояли по стойке «смирно» на палубе рядом со своими постельными принадлежностями, напряжение нарастало. Литтл искал, к чему придраться, и сделал несколько выволочек. Потом подошел к Джуди, которая по команде «смирно» села, вывесив язык, будто широко улыбалась. Рядом с ней лежали ее аккуратно сложенное одеяло, два плотно свернутых поводка и запасной ошейник с пометкой «Джуди».
Старший офицер ВМФ осмотрел собаку сверху донизу, проверил ее вещи, а затем с каменным лицом молча перешел к следующему матросу.
День продолжался. Матросы демонстрировали владение различными приемами морского дела и действия по тревоге. Практически единственную оценку А+ экипаж «Москита» получил от инспектора за действия по команде «Человек за бортом!», недавно отработанные благодаря Джуди. К концу дня у матросов стали сдавать нервы.
Неожиданно Джуди, находившаяся на мостике, начала яростно лаять. Матросы испугались, что адмирал станет к ним строже из-за поднятого Джуди шума, и стали требовать, чтобы собака замолчала. Но Джуди продолжала лаять все громче и на что-то указывать, будто на затаившуюся в зарослях дичь. Некоторые задались вопросом, не приближаются ли к канонерке «плавучие туалеты».
Офицеры посмотрели в небо, на которое указывал нос Джуди, и там впервые увидели очертания самолета. Когда самолет приблизился, офицеры разглядели опознавательные знаки ВВС Японии. Разведывательный самолет снизился, пролетел над кормой, снова набрал высоту и улетел, растворившись в дали.
Только тогда Джуди перестала лаять.
В Англии в то время радар только разрабатывали в условиях крайней секретности, но на канонерке было скромное животное-талисман, которое могло заменить сложную технику за малую долю средств, выделяемых английским ученым. «Поразительно, – сказал адмирал Литтл. – Вероятно, дело в звуковой вибрации. Возможно, придут времена, когда нам всем понадобятся Джуди на мостике»[2].
В последующие дни и годы Джуди станет системой раннего предупреждения, способной чувствовать приближение самолетов (а они обычно приближались с враждебными намерениями) задолго до того, как их замечали члены команды. Но что заставляло Джуди реагировать на самолеты лаем и стойкой? Возможно, это объяснялось ее включившейся наконец инстинктивной реакцией на летящий объект. Мы-то понимаем, что самолеты очень отличаются от птиц, но Джуди этого не знала. Для нее они были просто чем-то, на что «Тэнки» Купер учил ее указывать. Так она и делала. И эти объекты оказались более важными, чем случайная птица.
Каковы бы ни были биологические причины реакции Джуди, тот случай снял напряжение, и адмирал решил не продолжать инспекцию канонерки. Потрепав Джуди по ушам, он приказал прекратить учения. А когда адмирал Литтл убыл с канонерки, «Москит» продолжил плавание вверх по течению Янцзы к пункту назначения, стратегическому порту Ханькоу, находившемуся глубоко в дельте Янцзы, одному из городов «трехградья», которое теперь образует современный Ухань.
Некоторым членам экипажа пришло время сходить в увольнительную на берег.
Когда экипажу предоставляли возможность выбора, матросы отдавали предпочтение городу, прозванному «Восточным Парижем». В Шанхае, население которого составляло 10 миллионов человек, в то время жило около 40 тысяч европейцев. Большинство из них были русскими белогвардейцами, массово бежавшими в Китай после революции 1917 года. Несмотря на свою малочисленность, квейло контролировали почти половину огромного города, особенно его западную часть, что было вполне логично. Именно европейцы помогли превратить Шанхай в современный мегаполис и внедрить такие новшества, как электричество и трамваи. Британские и американские бизнесмены наживали большие деньги на торговле и финансовых операциях, а немцы использовали Шанхай как базу для инвестиций в Китай. В то время на Шанхай приходилась половина импорта и экспорта страны.
Шанхай, шумный город с нескончаемыми развлечениями, был центром общественной жизни в Восточной Азии. Более мирской и пестрый, чем британский протекторат Гонконг, Шанхай обслуживал как покупателей с изысканными вкусами, так и люмпен-пролетариат. В годы, предшествовавшие Второй японо-китайской войне, жизнь в британском сеттльменте представляла собой любопытную смесь нравов оживленного азиатского города и традиционной английской сельской местности. В сеттльменте существовали теннисные и крикетные клубы, ежедневно в пять дня подавали чай (китайцы охотно приняли этот обычай), были там и пабы. Одной из особенностей британского сеттльмента, которая выделяла его и вступала в противоречие с обычаями местного населения, было содержание и разведение собак как домашних питомцев.
