— Très tard. Gideceö-im. Adiyo, efendi.[17]
Грэхем постарался припомнить, что знает из турецкого:
— Adiyo, hekim efendi. Çok teşekkür ederim.[18]
— Birşey dşil. Adiyo.[19] — Доктор поклонился и вышел.
Тут же вбежал помощник управляющего с чашкой кофе, поставил ее деловитым движением, явно намекавшим, что он тоже не прочь уйти спать, и взялся за бутылку с виски.
— Оставьте ее, — сказал Грэхем. — Сюда едет мой друг. Сообщите портье…
Тут зазвонил телефон, и портье передал, что Копейкин уже прибыл. Помощник управляющего скрылся.
Копейкин, насупившийся и сосредоточенный, вошел в комнату, приветствовал Грэхема и, оглядевшись, спросил:
— А где доктор?
— Только что ушел. Простая царапина — ничего серьезного. Я только напугался, вот и все. Очень мило, что вы приехали. Администрация угостила меня бутылкой виски — садитесь и наливайте себе. Я пью кофе.
Копейкин опустился в кресло.
— Расскажите в точности, как все произошло.
Грэхем рассказал. Копейкин встал и подошел к окну. Внезапно он наклонился, поднял что-то и показал Грэхему; это была небольшая латунная гильза.
— Девятимиллиметровый самозарядный пистолет, — определил Копейкин. — Неприятная штуковина! — Он бросил гильзу на пол, открыл окно и выглянул наружу.
Грэхем вздохнул:
— Копейкин, незачем играть в сыщиков. Человек был в комнате; я его вспугнул, и он в меня выпалил. Закройте окно, сядьте и глотните виски.
— Охотно, любезный, охотно. Прошу простить меня за любопытство.
Грэхем осознал, что ведет себя не слишком вежливо.
— Копейкин, вы очень добры, что так обо мне беспокоитесь. Кажется, я поднял много шума из-за ерунды.
— И правильно сделали. — Копейкин нахмурился. — К несчастью, нам придется поднять еще больше шума.
— Думаете, стоит вызвать полицию? Не вижу смысла. Да и поезд отходит в одиннадцать — не хотелось бы на него опоздать.
Копейкин отпил немного виски и со звоном поставил стакан на место.
— Боюсь, любезный, вам нельзя ехать поездом в одиннадцать.
— С какой стати? Конечно, можно. Я цел и невредим.
Копейкин странно на него посмотрел:
— Верно. Вам повезло. Но фактов это не меняет.
— Фактов?
— Вы не заметили, что и ваши окна, и ставни снаружи взломаны?
— Нет. Я не смотрел. И что с того?
— Если выглянете, увидите под окном террасу, выходящую в сад. Над ней — стальной каркас, достающий почти до балконов третьего этажа. Летом его покрывают соломенными циновками, чтобы на террасе люди могли есть и пить в тени. Тот человек, очевидно, вскарабкался по каркасу; это легко — я бы и сам, пожалуй, сумел. Оттуда можно забраться на балкон любой комнаты вашего этажа — так почему же грабитель решил вломиться в одну из немногих, где и ставни, и окна были заперты?
— Понятия не имею. Я всегда слышал, что преступники умом не отличаются.
— У вас ничего не пропало. Чемодан остался заперт. Какое совпадение: вы вернулись как раз вовремя, чтобы помешать вору.
— Совпадение и правда удачное. Господи, Копейкин, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Тот человек сбежал — и дело с концом.
Копейкин покачал головой:
— Боюсь, что нет, любезный. Вам не кажется, что интересный у нас получается грабитель? Ни один другой так себя еще не вел. Вламывается к вам в комнату через запертое окно. Если бы вы спали — непременно проснулись бы; выходит, он заранее знал, что вас не будет в гостинице, и знал, в каком номере вы остановились. Есть ли у вас что-нибудь, стоящее подобных приготовлений? Нет. Любопытный вор! Кроме того, он носит пистолет весом не меньше килограмма — и трижды по вам из него стреляет.
— И что?
Копейкин сердито выпрыгнул из кресла:
— Любезный, неужели вам не ясно: тот человек стрелял, чтобы убить вас, и именно за этим сюда явился?
Грэхем расхохотался.
— Тогда, значит, никудышный он стрелок. А теперь послушайте меня, Копейкин. Вы разве не знаете миф об англичанах и американцах? Во всякой стране, где не говорят по-английски, живет вера, будто американцы и англичане — сплошь миллионеры и у них можно найти огромные суммы наличными. Если вы не против, я лягу посплю. Спасибо, что заглянули, — очень вам благодарен, но сейчас…
— А вы когда-нибудь, — оборвал его Копейкин, — пробовали стрелять из тяжелого пистолета в темной комнате по человеку, который только что вошел в дверь? Прямого света из коридора нет — один слабый отсвет. Пробовали? Не пробовали. Человека видно, но вот попасть по нему — совсем другое дело. В такой ситуации даже хороший стрелок может сперва дать промах — как промахнулся и тот человек. Это вывело его из равновесия. Он скорее всего не знал, что англичане обычно не носят при себе оружия. Вы тоже можете открыть огонь. Он быстро стреляет снова — задевает вам руку. Вы, полагаю, кричите от боли. Он, вероятно, думает, что сильно вас ранил; палит еще раз, наудачу, — и исчезает.
— Чушь! Вы спятили. Да зачем кому-то желать моей смерти? Я самый безобидный человек на земле.
Копейкин смерил Грэхема ледяным взглядом:
— Неужели?
— Вы о чем?
Копейкин не ответил. Допив виски, он произнес:
— Я говорил вам, что собираюсь позвонить другу. Так я и поступил. — Он неторопливо застегнул пальто. — Как мне ни жаль, любезный, но нам нужно срочно ехать к нему. Я пытался сообщить вам новость деликатно, однако приходится говорить напрямик. Сегодня ночью вас пытались убить. И с этим надо что-то делать. Немедленно.
Грэхем вскочил на ноги:
— Вы рехнулись?
— Ничуть, любезный. Вы спрашиваете: зачем кому-то вас убивать? На то есть превосходная причина. К сожалению, подробней объяснить не могу — я получил официальные инструкции.
Грэхем сел.
— Копейкин, я сойду с ума. О чем вы толкуете? Друг? Убийство? Инструкции? Что за бред?
Копейкин смутился.
— Простите, любезный. Я понимаю ваши чувства. Давайте скажу вам вот что. Этот друг — он, строго говоря, вовсе мне не друг. Если честно, я его недолюбливаю. Его зовут полковник Хаки, он глава турецкой тайной полиции. Его кабинет в районе Галата, и он ждет нас там, чтобы обсудить наше положение. Я предполагал, что вы не захотите ехать, и сказал ему об этом. Он ответил — извините, — что в таком случае вас доставят туда силой. Обижаться, любезный, глупо. Обстоятельства сложились чрезвычайные. Если б я не знал, что звонить ему необходимо и в моих интересах, и в ваших, я бы не позвонил. А теперь, любезный, нам пора. На улице ждет такси.
