– Конечно. – Ада пожала плечами, развела руками. Конечно.
– Но скоро начнется война.
– Не начнется, – возразила Ада, хотя теперь она чуть ли не каждый день слышала жутковатые тренировочные завывания сирен и видела, как в Кенсингтонском парке строят бомбоубежище. – Мы не хотим войны. Гитлер не хочет войны. Русские не хотят войны.
Та к говорил ей Станислас. И ему виднее, разве нет? А кроме того, когда еще ей выпадет шанс оказаться в Париже? Ее отец насчет войны думал совсем иначе, но Ада не прислушивалась к его мнению. Отец даже собрался вступить в отряд ГО, гражданской обороны, с нажимом расшифровывал он, чтобы Ада не вообразила, будто он поддерживает империалистическую войну. Теперь отец не выходил из комнаты, когда мать начинала читать вслух свежую листовку. Важно научиться надевать противогаз быстро и правильно…
– Но они хотят эвакуировать Лондон, – возразила миссис Б. – Детишек. Через несколько дней. По радио передавали.
Троих из младших братьев и сестер Ады увозили в далекий Корнуолл. Мама плакала с утра до вечера, папа вышагивал по дому, схватившись руками за голову. Ба! – думала Ада. Пустые тревоги. Люди такие пессимисты. Им бы только пострадать. Дети скоро вернутся домой. И почему из-за этого она должна отказаться от поездки? В Париж! Мама побушует и утихомирится. Ада привезет ей подарок. Духи. Настоящие духи во флаконе.
– Я вернусь во вторник утром, – заверила Ада хозяйку. – Живая и здоровая. – Помолвленная. В мечтах Ада представляла, как Станислас делает ей предложение, опустившись на одно колено. Мисс Воан, не окажете ли мне честь… – Мы уезжаем всего на пять дней.
– Надеюсь, права ты, а не я, – вздохнула миссис Б. – Хотя будь ты моей дочерью, я бы глаз с тебя не спускала. – Взмахом руки она указала на большие окна мастерской, заклеенные крест-накрест бумажной лентой, призванной уберечь работниц от осколков, и на черные шторы для затемнения. – А твой воздыхатель? – после паузы спросила миссис Б. – На чьей он будет стороне?
Аде такой вопрос и в голову не приходил. Само собой разумелось, что Станислас будет на их стороне. В конце концов, он живет здесь. Но если он говорит по-немецки, возможно, ему придется вернуться на родину и воевать за Германию. Тогда она последует за ним. Если они предназначены друг другу, она останется верна ему, куда он, туда и она, что бы там ни было.
– В прошлую войну, помнится, – продолжила миссис Б., – всех немцев взяли под стражу, тех, кто находился здесь.
– Вообще-то он не немец, – возразила Ада. – Просто говорит на этом языке.
– И зачем он сюда явился?
Ада недоуменно пожала плечами:
– Ему здесь нравится.
Ада никогда его об этом не спрашивала. Как и никогда не спрашивала, на какие средства он живет. Не было нужды. Ведь Станислас был графом. Но если его арестуют, это не так уж плохо: она сможет его навещать, и его не отправят на войну. Он не погибнет, а война не будет длиться вечно.
– Не шпион ли он? – прищурилась миссис Б. – А ты – его прикрытие.
– В таком случае, – Ада постаралась, чтобы голос не дрогнул, – это еще интереснее и веселее.
– Что ж, если ты знаешь, что делаешь… – Миссис Б. помолчала, улыбнулась немного криво. – По правде говоря, в Париже есть одно-два места, куда тебе стоило бы наведаться. – Она вынула листок бумаги из письменного стола и начала писать.
Ада взяла листок: рю Дорсель, пляс Сен-Пьер, бульвар Барбе.
– Давненько я не была в Париже. – В голосе миссис Б. слышалась такая тоска, какой Ада прежде за ней не знала. – Эти места расположены в основном на Монмартре, на Правом берегу. (Станислас упоминал Сену.) И будь осторожна.
Их гостиница находилась на Левом берегу, там, где живут художники.
Вокзал Чаринг-Кросс был битком набит издерганными женщинами и хнычущими детьми, сердитыми стариками, мужчинами, озабоченно поглядывающими на свои наручные часы, ошалелыми молодыми парнями в военной форме. Ополченцы, предположила Ада, либо резервисты. Время от времени в толпе прокладывал себе путь локтями доброволец ГО, призывая «держаться левой стороны!». К ним теперь относились всерьез, будто ГО и вправду делала важную работу. Объявили посадку на поезд в Кент, и люди рванули вперед, огромная человеческая лавина. Ада держала оборону под вокзальными часами, ее пихали со всех сторон, стукаясь лодыжками о ее чемодан. Посторонитесь, мисс. Этот безумный ажиотаж только добавлял Аде волнения. Что, если он не придет? Что, если она его упустит? Она вдруг сообразила, что не знает, где искать Станисласа в экстренном случае. Телефона у него не было. Жил он в Бейсуотере, но по какому адресу? Мимо протиснулась женщина с двумя детьми, мальчиком в серых коротких брючках и девочкой в желтом платьице с оборками. Выходит, подумала Ада, что о Станисласе она почти ничего не знает. Даже сколько ему лет. По его словам, он был единственным ребенком в семье. Мать с отцом умерли, как и многомужняя тетка. Ада понятия не имела, зачем он приехал в Англию. Может, он и впрямь шпион.
Она рехнулась. Нельзя ей ехать. С человеком, о котором известно так мало. Мать не зря стращала ее. Белое рабство. Тебя уколют булавкой, и ты потеряешь сознание, а очнешься в гареме. И все эти люди вокруг. Солдаты. ГО. Война действительно будет. Станислас говорил ерунду. Может, он шпион. Враг. Ей нельзя ехать.
Она увидела его. Станислас стоял прислонившись к столбу, в синем блейзере и белых летних брюках, кожаная сумка у ног. Ада глубоко вдохнула. Он пока ее не заметил. Можно развернуться и отправиться домой. На это еще есть время.
Но тут он уткнулся в нее взглядом, ухмыльнулся и начал пробираться к ней, закинув сумку на плечо. Шпион, как же. Ада вспыхнула от смущения. Он упорно пробивался к ней. Все будет хорошо. Замечательно. Прекрасно. До чего он хорош собой, и даже очки его не портят. Честный человек; глядя на него, кто в этом усомнится. Вдобавок человек со средствами. Ей не о чем беспокоиться. Какая же она глупая. От широкой улыбки по его лицу побежали морщинки. Станислас ускорил шаг, он был явно рад ее видеть. Значит, ее Париж состоится, Париж Ады Воан, жительницы Сид-стрит, что в Ламбете, сразу за кварталом Пибоди.
На Гар-дю-Нор давились и потели так же, как и на Чаринг-Кросс, разве что в здании вокзала жара и духота еще сильнее, а толпа еще более шумная и неуправляемая. Ада изумленно озиралась. Почему они не встанут в очередь? Зачем так кричать? Путешествие утомило ее. Накануне ночью ей не спалось, а в поезде до Дувра не нашлось ни одного свободного сидячего места. Когда пересекали Ла-Манш, ее тошнило, и неожиданно для нее самой от зрелища белых скал, уменьшавшихся на глазах до тонкой полоски суши, у нее защемило сердце. В голове билась страшная мысль: а вдруг война все же начнется и они здесь застрянут? На побережье она не могла не заметить мотки колючей проволоки, изготовившейся вцепиться и порвать врага. Голодные чайки парили над пустынными пляжами и чешуйчатыми пластами гудрона в ожидании кусков свежей плоти. Военные корабли в Ла-Манше. Миноносцы, пояснил Станислас; эти металлические громадины, серые, как вода, тоже чего-то ждали.
