Узнать о предыдущем присутствии можно двумя способами: во-первых, через сосуществование с другими, через речь; во-вторых, благодаря присущему присутствию пониманию. Начнем со второй возможности, поскольку она менее очевидна. Человек воспринимает окружающий мир в его целостности. Если в мире он встречает как неполезное, так и полезное, то как же он отличает одно от другого? Очень просто – для полезного характерна изолированность от неполезного в причинно-следственном смысле. Понимание показывает присутствию, что некоторые предметы в мире иного рода, чем другие. Более того, у этих предметов нет естественной среды – они как бы «вырваны» из мира. Молоток или копье не растут на дереве и не прячутся в траве. Следовательно, их причина в чем-то ином. Мы уже говорили, что превращение в полезное возможно через изменение механических или химических свойств неполезного. Понимающее это присутствие легко найдет следы присутствия предыдущего. Даже если присутствие лишено сосуществования с другими, оно сможет распознать, что оно не единственно. Эта ситуация может рассматриваться как пересечение траекторий двух присутствий. Именно благодаря такому пересечению стали возможны исследования, как археологические, так и палеонтологические. Главную трудность в таких исследованиях составляет критерий, позволяющий считать найденный артефакт полезным. Эта трудность обусловлена тем, что высокоразвитые животные, например, шимпанзе, так же как и первые люди, способны к довольно сложной рассудочной деятельности.
Иное дело, если человек с самого начала своего бытия в мире не встречает полезного и не сосуществует с другими. Тогда его сознание формируется на иных принципах. Известный случай с двумя сестрами, найденными в джунглях, хорошо иллюстрирует это[20].
Теперь перейдем к вопросу о понимании предыдущего присутствия через сосуществование с другими. Через высказывание люди обмениваются своими толкованиями. Они говорят новому присутствию о предыдущем. Но возникает одно препятствие: как отличить одно предыдущее присутствие от другого, как провести границу между людьми? Для этой цели служит имя. Имя отграничивает одного человека от другого, поэтому имя должно считаться неотъемлемой частью присутствия. Имя задает границы полезного конкретного присутствия, имя лежит в основе права собственности. Совсем недавний опыт Советской России показал, что подручное, не связанное с конкретным именем, воспринимается как ничье и каждый имеет право претендовать на него.
Бытие присутствия может осуществляться в двух модусах: именованном и безымянном (даже при жизни). В безымянном модусе существовал в древние времена раб. Позднее имя раба связывалось с именем господина, и это подтверждает мысль о том, что имя лежит в основе права собственности. В средние века имя несло в себе сразу несколько функций. Оно воспринималось как знак судьбы, оно было социальным знаком, определявшим статус человека, родовым знаком, ему придавались магические сила и свойства. В развитых же обществах имя служит для идентификации человека, основной функцией имени становится классификация. Этот переход можно проследить во Фландрии в XII-XIII вв., где главным становится носитель имени, а не его смысл.
Одним из оснований (еще со времени Аристотеля) любой вещи, созданной присутствием, является ее автор. Каждая вещь имеет своего автора и сначала существует в именованном модусе, но после смерти имя его, как правило, забывается, и вещь, продолжая являться свидетельством бытия присутствия, свидетельствует о нем лишь в безымянном модусе. Нам знакомы картины, которые мы относим к творчеству неизвестных художников. Этим термином мы подчеркиваем, что феномен конкретного присутствия, создавшего такую картину, важен для нас, но мы, к сожалению, утеряли его имя. Мы предпринимаем попытки восстановить имя автора, поскольку признаем приоритет именованного модуса феномена присутствия над безымянным. Из этого рассуждения можно сделать вывод, что физическая траектория присутствия прекращается тогда, когда разрушается последнее полезное, сделанное этим присутствием.
Сам по себе холст или лист бумаги принадлежит к физической траектории того, кто его сделал. Если же на нем написана картина или стихотворение, он становится полезным автора произведения, автор же носителя теряется (не исчезает!) в тени автора произведения. Если произведение написано в единственном экземпляре, то с утратой носителя исчезает и свидетельство присутствия, создавшего это произведение. Мы видим, насколько неразрывной (но неравноценной!) является связь между полезным и запечатленным на нем произведением. С одной стороны, автор картины дает возможность сохранять физическую траекторию производителя холста, с другой – холст сохраняет на себе когнитивную траекторию автора картины.
XII
Изначально присутствие в своем бытии (уже достаточно давно) существует лишь в именованном модусе. Времена безымянных рабов остались далеко позади. Именованный модус бытия присутствия не ограничивается прекращением его биологической траектории – в этом его главная привлекательность. Если имя присутствия не забыто, значит, либо физическая, либо когнитивная траектория его не прекратилась, более того, через свое сосуществование с другими она может превращать неполезное в полезное. Приведем пример.
Хорошо известна история о раскопках холма Гиссарлык Шлиманом. Можно ли говорить о самостоятельности его действий? Конечно, нет. Без произведений Гомера никаких раскопок бы не было. Более того, можно представить ситуацию так, что Гомер находился в другом месте Земли и прислал Шлиману почтой инструкции о том, где вести раскопки. Если бы Гомер был жив, то права на находки справедливо принадлежали бы им обоим. На этом примере мы видим, как Гомер, умерший приблизительно в XIII в. до н. э., изменил неполезное в XIX в. н. э. через свою включенность в мир других.
Что иллюстрирует данный пример? Тот факт, что когнитивная траектория сохраняется в бытии другими и может даже рассматриваться (с оговорками) как сосуществование присутствия с другими после прекращения его биологической и физической траекторий. Если же будет утерян материальный носитель, на котором запечатлена когнитивная траектория, то исчезнет и она сама. Забвение имени еще не означает прекращения когнитивной траектории присутствия, просто она может продолжать существовать в безымянном модусе, что мы видели на примере с неизвестным художником. Когнитивная траектория присутствия прекращается тогда, когда прекращает существование последнее толкование, связанное с его именем или представлением о нем.
Бесконечное существование когнитивной траектории может рассматриваться как бессмертие. Ода Горция «Exegi monumentum aere perennius…» выражает эту мысль в концентрированной форме. Но это пример положительного бессмертия. А может быть еще и отрицательное бессмертие.
XIII
Бессмертия можно достичь и через абсолютную угрозу. Гениальность Герострата как раз и состоит в том, что он показал людям, что абсолютная угроза также дает бессмертие, причем в высшем, именованном модусе, как и наследуемое полезное. Если бы Герострат сжег лачугу раба, это не было бы абсолютной угрозой и его бы не помнили, но он сжег храм богини с довольно крутым нравом. Люди испугались не столько пожара в храме, но гнева богини, который для них представлял абсолютную угрозу, ведь от гнева богов нет защиты. В истории мы находим у Герострата довольно много последователей. Действия таких людей могут быть тесно связаны с осознанием ими (как правило, ложным) завершенности своих физической и когнитивной траекторий. Осознав этот факт, человек может решить, что единственным способом преодолеть смерть и сохраниться – это самому стать абсолютной угрозой. Такая «забота» приводит человека к мысли о массовом убийстве других, ибо именно смерть как самая неизбежная возможность лучше всего подходит для роли абсолютной угрозы, тем более, когда она наступает внезапно. История Андреаса Брейвика тому иллюстрация.
