Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Те люди, которых сейчас вдруг стало модно считать подходящим объектом для покаяния и примирения, — это не народ, это активисты. И, уже как ветеран «креативного класса» и «Болотной площади», я с удовольствием готов заявить, что да, с этой социальной группой у меня есть конфликт, и выходить из него с поднятыми руками («Мы проиграли, когда сделали из Светы посмешище») я считаю ужасной глупостью.
А что касается конкретной Светы Курицыной — про нее вообще-то и думать нечего; я знал Кристину Потупчик, когда она была такой же «Светой из Иваново», и ничего кошмарного с ней в конце концов не случилось, хорошо сейчас живет и пользуется популярностью. У Светы тоже все будет хорошо. В дирекции общественно-правового вещания НТВ, где она сейчас работает, большая текучка кадров, и, продержавшись там несколько месяцев, Света вполне может стать, например, автором новой «Анатомии протеста». И обязательно найдется кто-нибудь, кто посмотрит эту передачу и почувствует себя полным ничтожеством.
Книга вторая
28 июля 2011. Одного почтового служащего однажды спросили: «Ты сидишь целый день на почте и ставишь штампы на конверты, скажи, тебя утомляет такая работа?» Почтовый служащий ответил: «Что вы, она не настолько монотонна, как кажется — каждый день я меняю дату на штампе».
Я думаю, если спросить руководителей Института современного развития Игоря Юргенса и Евгения Гонтмахера, не надоело ли им четвертый год подряд прогнозировать скорую либерализацию под руководством Дмитрия Медведева, они тоже ответят «Что вы, у нас совсем не монотонная работа, время от времени мы меняем даты в своих прогнозах».
Вчерашнее выступление Гонтмахера и Юргенса, согласно которому Дмитрий Медведев должен, цитирую, «перейти Рубикон», выглядит уже не как продукт политологической мысли, а как произведение современного искусства, такой арт-проект ради арт-проекта. Время от времени выходят на сцену двое, говорят «Медведеву пора перейти Рубикон», публика аплодирует, двое уходят. И так до следующего раза.
Три с половиной года назад, когда Дмитрий Медведев только стал президентом, было модно сравнивать его воцарение с горбачевской перестройкой. Собственно, Игорь Юргенс и Евгений Гонтмахер в немалой степени способствовали возникновению такой моды. Три с половиной года — это серьезный срок. Если сравнивать наше время с перестройкой, начавшейся весной 1985 года, то получится, что у нас сейчас осень 1988. К этому времени Горбачев полностью очистил политбюро от соратников Леонида Брежнева, вернул из ссылки Сахарова и назначил первые свободные выборы в парламент. На заводах директоров избирают прямым голосованием. Кооперативное движение уже стало серьезным фактором в советской экономике — даже скандал с кооперативом АНТ, продававшим за границу советские танки, уже позади. Уже идет война в Нагорном Карабахе, в Прибалтике уже существуют народные фронты и движения в поддержку перестройки, с которыми местные компартии по сути делят свою уже совсем не абсолютную власть. По истечении трех с половиной лет можно было смело сказать, что горбачевская либерализация уже состоялась и стала необратимой.
Медведевские три с половиной года можно сравнить с горбачевскими и по-другому. Представим себе, что на протяжении трех с половиной лет Горбачев выступает с традиционными для вождей КПСС речами о ленинском курсе и дружбе народов. В печати и на телевидении — все как при Брежневе, то есть программы «Взгляд» нет, а «Ленинский университет миллионов» есть. Никаких кооператоров, никаких Саюдисов, Сахаров по-прежнему в ссылке. И только двое полуученых-получиновников раз в полгода пишут в газетах: «Перестройка необратима, демократизация неизбежна, Горбачев вот-вот перейдет Рубикон». Я думаю, советские люди над ними бы смеялись. Анекдоты бы про них придумывали.
Мы — не советские люди. И мы почему-то всерьез обсуждаем и манифесты либерализаторов, и вчерашнюю утечку агентства Reuters, согласно которой президентом следующей весной снова станет Владимир Путин. Советские люди, кажется, были умнее нас. Они о своих старцах из КПСС только анекдоты и рассказывали, никому всерьез не приходило в голову, сидя на кухне, обсуждать свежую речь какого-нибудь товарища Соломенцева.
19 октября 2011. «Большое правительство» сравнивают с Общественной палатой, «Народным фронтом» и даже с «Гражданским форумом», который в начале нулевых был первой робкой попыткой привлечь общественность к прямому участию в государственных делах. Раз в несколько лет власть зачем-то собирает вокруг себя какое-то количество известных и не очень известных людей, от которых, в общем, ничего не требуется, кроме как быть фоном, на котором власть будет заниматься своими обычными делами. Зачем это нужно, никто объяснить не может, но раз в несколько лет под разными названиями этот ритуал совершается. Когда это еще было в новинку, о таком ритуале еще даже можно было разговаривать всерьез. Я помню, например, как об Общественной палате писали, называя ее «миусским предпарламентом» — имелось в виду, что пока наш парламентаризм еще не до конца сформировался, чтобы ускорить рост, нужно применять даже самые экзотические механизмы. Вы сейчас наверняка даже не поверите, что это было всерьез, но ведь было, Интернет все помнит.
О «большом правительстве» в сколько-нибудь серьезном тоне говорить очень трудно, почти невозможно. Ну, лица, конечно, меняются. В Общественной палате сидели доктор Рошаль и Марат Гельман, а в «большом правительстве» будет Иван Ургант и тоже Марат Гельман, и еще Федор Бондарчук, который в каком-то смысле, конечно, тоже новое лицо. Скорее всего, сейчас этих новых людей собирают на ходу, подстраиваясь под внезапное попадание президента Медведева в предвыборный список «Единой России». До сих пор весь публичный имидж Медведева строился на таком ненавязчивом дистанцировании от единороссовского «большого стиля», и если бы сейчас Медведев просто начал изображать настоящего единоросса, эдакого Андрея Исаева, выглядело бы это вполне трагически. А с прослойкой из Федора Бондарчука — вроде даже ничего, живенько так.
Давно уже стали банальностью разговоры о том, что все публичное политическое пространство в России состоит из ненастоящих субъектов, которые на самом деле не субъекты, а имитация. Есть такое слово, мне даже неловко его произносить, настолько оно заезженное — симулякр. Вот у нас все состоит из симулякров — выборы, партии, парламент. Ну и нельзя не вспомнить хит нашего политического новояза — словосочетание «действующий президент», которым, с упором на слово «действующий», теперь с легкой руки Владимира Путина принято называть Дмитрия Медведева.
Если много лет постоянно делать одно и то же, можно довести это умение до совершенства, практика всегда этому способствует. Десятилетней давности «Гражданский форум» провалился, о нем никто уже не помнит. Общественная палата — о ней всерьез уже никто не говорит, зато все знают, что она есть. «Большое правительство», по крайней мере, неплохо будет смотреться по телевизору, хотя бы благодаря Ивану Урганту. Еще несколько таких экспериментов, и свое умение сооружать политические симулякры Кремль доведет до совершенства. Но если много лет постоянно делать одно и то же, а больше ничего не делать, то со временем все остальные навыки можно просто забыть. Доводя до совершенства свое одно-единственное умение — создавать видимость, — Кремль рано или поздно разучится делать все остальное. И, видимо, тогда у России и появится шанс.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
