Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 149
Оборона на рубеже, указанном Жуковым, – стопроцентное самоубийство. Рокоссовский обращается к Жукову с предложением передвинуть войска армии. На расстановку сил это не влияет, но позволит сохранить немало солдатских жизней. Жуков дает отрицательный ответ. Необходимость передвинуть войска настолько очевидна, что командарм 16‑й армии Рокоссовский не выдерживает и обращается через голову Жукова к начальнику Генерального штаба Шапошникову. Тот санкционирует отвод войск.
Узнав об этом, Жуков приходит в неописуемую ярость. Он немедленно отправляет телеграмму Рокоссовскому, текст ее таков: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков». Удивительно, но начальник Генерального штаба Шапошников (а Жуков, напомним, для него – подчиненный) предпочел в этой ситуации просто промолчать, оставив Рокоссовского на растерзание разъяренному Жукову.
Маршал Советского Союза Рокоссовский Константин Константинович свидетельствует, что хамство Жукова было настолько жутким, что во время войны Рокоссовский просто отказывался с ним разговаривать. Жуков – командующий фронтом, а Рокоссовский у него подчиненный, командующий 16‑й армией, и возникают такие ситуации, когда Рокоссовский говорит: «Не буду с тобой говорить, не буду, ты хам!
История хранит немало свидетельств того, насколько бесцеремонно Жуков обращался с подчиненными, будь то маршал или рядовой.
Прославленный летчик-истребитель Виталий Иванович Попков – тот самый, что после войны станет прототипом Маэстро из знаменитого кинофильма «В бой идут одни «старики», – до конца жизни не любил вспоминать свое знакомство с маршалом Жуковым.
Под Сталинградом в самом начале операции немцы имели подавляющее превосходство в воздухе. Сотням немецких истребителей противостояло всего несколько десятков наших самолетов. Шесть-семь боевых вылетов в день превратились в норму. Летчики работали на грани физических возможностей, порой просто теряя сознание за штурвалом.
Чтобы лично разобраться, почему мы не можем побить немцев в воздухе, Жуков вызвал летчиков к себе. По словам очевидцев, разбор был весьма своеобразным. Жуков обругал летчиков четырехэтажным матом, назвал всех трусами и предателями, а потом вывел их во двор и на их глазах приказал расстрелять десяток солдат, обвиненных в трусости.
Вспоминает Виталий Попков, генерал-лейтенант, дважды Герой Советского Союза: «Я считаю, что это была его ошибка. Тем более, он был там с Маленковым вместе. Не надо мне, боевому летчику, который из самолета не вылезает ни днем ни ночью, показывать, как там расстреливают трусов. Это ни к чему, я сам немцев стрелял в воздухе, и к этому времени у меня их было 13 сбито».
После войны Виталий Иванович, однажды встретившись с Жуковым, напомнит ему этот эпизод. Жуков будет непреклонен. «Это война, – скажет маршал. – Нужна была победа. Я поступить по-другому не мог…»
Говорит Алексей Исаев: «То, что принято называть барским хамством, в отношении Жукова – это все же поведение гения, не всегда стандартное. Зачастую мы за это не любим гениальных людей. Человек мог быть жестким, иной раз действительно позволять себе резкие выражения, но происходило это потому, что он стремился навязать свою волю другим».
Решительный командир – и при этом хам и скандалист. Расчетливый стратег – и человек, для которого в бою жизнь солдата не имела никакой ценности. Жуков был готов выполнить любой приказ, и для него не было никаких авторитетов, кроме самого Сталина. После победы под Ельней Жуков выполняет функции маршала особых поручений. Сталин доверяет ему экстренные задания Ставки. Его отправляют туда, где нужен рывок.
Олег Матвейчев считает так: «По сути дела, Жуков представлял собой полномочного представителя Верховного главнокомандующего. Это человек, который, как кризис-менеджер, выезжал на театр военных действий и исполнял волю Сталина либо добивался выполнения тех решений, которые принимались сообща генералами в Ставке. И конечно, Жуков тоже принимал участие в выработке этих решений. И вот здесь очень важен эффект славы, эффект пиара, потому что для огромных масс людей – солдат, офицеров, рядовых – Жуков был воплощением тех или иных действий. Если он приезжает и руководит на месте военными действиями, то с ним в значительной мере связывалась победа».
Бои под Ельней еще шли, когда Жукова срочно вызвали в Москву к Сталину. Со дня на день Ленинград могли захватить немцы.
Верховный главнокомандующий взял листок бумаги, что-то написал на нем и, сложив записку вчетверо, протянул ее Жукову: «Летите в Ленинград. Это передадите Ворошилову»… Записка означала, что верный соратник Сталина – Ворошилов – отстраняется от руководства. Вся власть переходит к Жукову, который назначается командующим Ленинградским фронтом. Сталин требует удержать город любой ценой.
Рис. 2
Жуков не обманул возложенного на него доверия. Город выстоял. Однако среди огромного количества архивных документов, подтверждающих организаторский талант Жукова, хранится подписанный им приказ, не имеющий аналогов по своей абсурдной жестокости. Текст приказа написан прямо на донесении, в котором сообщается о случаях сдачи в плен бойцов – защитников города: «Бойцы, сдавшиеся в плен, по возвращении подлежат расстрелу. Семьи тех, кто сдался врагу, – разыскать и расстрелять».
Приказ передают радиограммой командованию Балтийского флота и армиям Ленинградского фронта 28 сентября 1941 года – всего через пять дней после назначения Жукова на должность командующего Ленинградским фронтом. Даже по меркам сурового военного времени расстрел не только пленных, но и их семей – то есть ни в чем не повинных детей и женщин, находящихся порой за тысячи километров от осажденного Ленинграда, – это слишком.
В войсках шок от этого приказа был настолько велик, что Политуправление Балтийского флота пошло на беспрецедентный шаг. Было решено все-таки смягчить распоряжение Жукова: расстреливать по возвращении только тех, кто сдавался в плен, а семьи не трогать. Чудовищность этого документа поразила даже Сталина.
Жуков (первый слева) в дни блокады Ленинграда
Говорит Дмитрий Калюжный, историк: «Это же приказ о массовых расстрелах. А Сталин говорил: мало ли какие могут быть обстоятельства. Иной раз не захочешь – а побежишь. Как всех расстреливать?»
В апреле 1945‑го уже было понятно: войне – конец. Недобитые части вермахта занимают оборону на окраинах Берлина и в городских кварталах. Они окружены, обескровлены и обречены. С востока им противостоит 2 500 000 советских солдат. Казалось бы, в этих условиях капитуляция Берлина неизбежна. Это задача уже не столько военная, сколько политическая. Однако именно весна 1945‑го оказалась отмеченной одними из самых кровопролитных и драматических сражений за всю историю Великой Отечественной войны. В боях за Берлин наша страна потеряла около 500 000 человек.
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 149
