Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Первыми словами, сказанными Лениным после назначения Луначарского наркомом просвещения, были следующие: «Это вам придётся сломить неграмотность в России». Одним из острейших вопросов того времени был вопрос привлечения интеллигенции на сторону революции. Вл. И. Немирович-Данченко рассказывал, с каким скептицизмом актёры встретили первое выступление Луначарского перед труппой Художественного театра. Многие думали, что большевистский нарком во главе искусств сродни «грибоедовскому фельдфебелю в Вольтерах». А он оказался, говорит Владимир Иванович, образованнее самых образованных людей Художественного театра, вместе взятых. В другой аудитории, приветствуя иностранных гостей по случаю двухсотлетнего юбилея Академии наук в Петрограде, Луначарский начал свою речь по-русски, продолжал по-немецки, затем перешёл на французский и итальянский, а закончил латынью.
Говорили о феноменальной способности Луначарского без подготовки, экспромтом выступить на заданную тему. Комментируя подобные высказывания, Н. А. Розенель рассказала об эпизоде, свидетелем которого была сама. Известный в 20-х и 30-х годах драматург и театральный деятель Серго Амаглобели прибыл в приёмную Луначарского с письмом от президента Академии художественных наук с просьбой выступить на заседании Академии. Луначарский сначала принимал посетителей, затем поехал на заседание Учёного совета, где он председательствовал, после чего направился в издательство. Амаглобели твёрдо решил не расставаться и всюду его сопровождал. Наконец они оба отправились в Академию. В машине Луначарский спросил: что от меня хотят? Какова тема моего доклада? В ответ он услышал, что тема сложная и носит эстетико-философский характер. Остаток пути оба молчали. А по прибытии Луначарский выступил с полуторачасовым докладом перед аудиторией, состоящей из писателей и учёных. За ужином Амаглобели воскликнул: «Я поражён, я не отставал от вас ни на шаг, вы же не готовились к докладу», на что Анатолий Васильевич ответил ему очень серьёзно: «К этому докладу я готовился всю свою жизнь».
Луначарский, не отрицая значения новой культуры, настойчиво призывал к овладению культурным наследием прошлого. В этом же ключе он воспитывал молодые кадры. Говоря о творческом освоении прошлого, он выступал против некритического отношения к полученному наследию, против эпигонства и слепого подражательства. «Учитесь у классиков, – говорил он, – но это не значит идти назад, это значит идти до того пласта, на котором можно строить, а затем превзойти лучшие образцы».
Анатолий Васильевич был большой знаток театра. Ещё до революции он посещал многие театры Москвы и Петрограда. Будучи наркомом, он одновременно является руководителем центрального театрального комитета. Он призывает к активизации театрального дела, помогает театрам в неотложных нуждах, стимулирует появление новых театральных коллективов (театр Революции, театр им. Е. Вахтангова – быв. 3 студия МХАТ, театр им. МГСПС, ныне театр им. Моссовета и др.). Старается посещать нашумевшие премьеры театров. В его квартире собираются писатели, драматурги, критики, актёры. Обсуждают новые театральные постановки, иногда читаются пьесы.
Интересны высказывания Луначарского о некоторых театрах. Вот что он пишет о МХАТе:
«Хочет ли Станиславский действительно жизненной правды в смысле чрезвычайного сходства с действительностью? Да, отчасти… Но он скоро заметил, что жизнь в целом никогда не представишь ни в повести, ни в драме, ни в театре. Её восстанавливают так, как это делал по характеристике Треплёва Тригорин: “У него на плотине горлышко бутылки блестит при луне – и вся лунная ночь перед вами”. Итак, жизненность… вовсе не сводится к непосредственной правдоподобности… Станиславский требовал от литературного материала значительности и выразительности»[6].
Семья Луначарских была близко связана с Московским Малым театром. Н. А. Розенель была актрисой этого театра. Тогдашний директор театра А. И. Южин – крупнейший актёр того времени – ценил помощь Луначарского театру, и они были в дружественных отношениях. Малый театр называли домом А. Н. Островского. В связи с драматургией Островского и поиском Малым театром современных пьес, Луначарский писал: «Островский был типичным разночинцем… Его определили на 4 рубля жалованья… в суд. И вот тут-то этот ясноокий чиновничек… вслушиваясь в кляузы, жалобы, предложения взяток… пожал первую жатву своей гениальной наблюдательности… Вскрылся перед нами этот темный мир, полный свежих сил и богатых, тяжёлых страстей, мир самодуров, жестоких и грубых лицемеров, мошенников и в то же время полных внешней благопристойности и благочестия. …У Островского была таким образом великолепная почва под ногами. У него было что рассказать и было чему поучить». И далее: «Нам нужно искусство, способное усвоить наш нынешний быт, искусство с проповедью нынешних этических ценностей»[7].
И, наконец, небольшая выдержка из доклада Луначарского по поводу театра Мейерхольда: «Я знаю многих интеллигентов и рабочих-коммунистов, советских людей, которые говорили: надо поддержать Мейерхольда, он ступил на путь сотрудничества с революцией, стал членом партии. Но я знаю и других, которые категорически требовали закрыть театр, говорили, что это величайший скандал, что это гаерство, несомненная подделка и т. д., и таких немало. Я мог бы назвать тех и других по фамилиям». Маяковский с места: «Назовите». Луначарский: «Этого я не сделаю, потому что тогда тов. Маяковский страшной местью обрушится на них… Я боюсь назвать их в присутствии такого рыкающего льва».
Я уделил несколько большее внимание взглядам Луначарского в области театральной политики ввиду того, что отец в эти годы много пишет о театре, интересуется театральной жизнью, знакомится с театральными режиссёрами, актёрами, театральными критиками. Работая в газете «Вечерняя Москва», отвечая за выпуск газеты, он находит время для посещения наиболее значимых спектаклей, даёт в газете оценку увиденного, вносит предложения по улучшению художественной ценности постановок. Количество его публикаций растёт (только за первую половину 1930 г. я насчитал около 10 статей и рецензий), его проникновение в театральную специфику углубляется. У него расширяется круг общения, возникают дискуссии, он – один из тех, кто бывает на квартире Луначарского, беседует с ним, выслушивает мнение А. В. и его гостей.
Выше я уже сказал, что отец прошёл школу Луначарского. В чём это выражается? Я вовсе не театровед и могу выразить лишь своё мнение по этому поводу.
Одна из основных посылок Луначарского быть всесторонне образованным человеком. С детских лет, с тех пор, когда я себя помню, я ни разу не видел отца без книги, без газеты или же не склонившимся над рукописью. Сидя или иногда лёжа, он поглощал одну книгу за другой. Будучи тогда молодым и здоровым, он делал это, казалось, без малейшего труда. Привыкнув работать ночами и ложиться спать под утро, он мог за ночь прочитать если не весь том, то значительную часть тома энциклопедии Брокгауза и Эфрона, имевшегося в доме. Я уже не говорю о первом издании Большой советской энциклопедии, выходившей под редакцией (если не ошибаюсь) акад. О. Ю. Шмидта, которую отец выписывал и читал и которую регулярно приносил прямо в квартиру уже пожилой книгоноша. Память у отца была отличной, и полученные знания надолго запоминались. Книги, которые он читал, относились к различным наукам и разделам знания, именно поэтому он находил общий язык при беседах с людьми самых разных профессий. Историю партии (тогда она называлась ВКПб) он, по-видимому, знал неплохо, но сугубо политические книги читал редко, хотя на полках стояли два издания сочинений Ленина, собрание книг Плеханова, изданные тома Маркса и Энгельса. Он ими обычно пользовался, когда нужно было найти необходимую цитату (это относится главным образом к сочинениям Маркса и Энгельса).
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
