– Извини за причиненное беспокойство.
– Никакого беспокойства, – я взглянул на стоявшего в дверях сержанта. – У них нет оснований задерживать тебя. К полудню ты выйдешь отсюда.
Сержант сплюнул на пол. Я пожал Арту руку и спросил:
– Наверное, в Мемориалке. Или его уже увезли в городскую.
– Я выясню. Не волнуйся ни о чем.
Я вышел из камеры, и сержант запер дверь. В коридоре он не проронил ни слова, но, когда мы вошли в дежурку, сказал:
– Вас хочет видеть капитан.
– Хорошо.
– Ему не терпится малость поточить лясы.
– Что ж, ведите меня к нему, – ответил я.
3
Табличка на двери сообщала: «Отдел по расследованию убийств», а под ней на картонке печатными буквами было выведено: «Капитан Питерсон». Капитан оказался крепким коротышкой с седыми волосами, подстриженными под «ежик», движения его были проворными и точными. Когда Питерсон обошел вокруг стола, чтобы приветствовать меня, я заметил, что он хромает на правую ногу. Он даже не пытался скрыть этот изъян, а, напротив, подчеркивал его, громко шаркая носком по полу. Солдаты и легавые обычно гордятся своими увечьями. Нетрудно было догадаться, что Питерсон пострадал при исполнении служебного долга. Я попробовал угадать, что с ним стряслось. Скорее всего, нарвался на пулю: ножевое ранение в голень – большая редкость.
Хозяин кабинета протянул мне руку и сказал:
– Я капитан Питерсон.
– Джон Берри.
Рукопожатие было радушным, но глаза капитана смотрели холодно и пытливо. Он указал мне на кресло.
– Сержант говорит, что прежде не видел вас здесь, вот я и решил познакомиться. Мы знаем почти всех бостонских защитников по уголовным делам.
– Вы хотите сказать – судебных защитников?
– Разумеется, – покладисто ответил Питерсон. – Конечно, судебных.
Он выжидательно уставился на меня. Я молчал.
Наконец капитан спросил:
– Из какой вы фирмы?
– Не понимаю, почему вы приняли меня за юриста, – ответил я. – Сроду им не был.
Капитан прикинулся удивленным:
– Но у сержанта сложилось иное впечатление. Вы представились ему как адвокат.
– Да неужели?
– Вот именно. – Питерсон уперся ладонями в стол.
– Кто вам это сказал?
– Сержант.
– Значит, он что-то напутал.
Капитан откинулся в кресле и одарил меня любезной улыбкой, словно говоря: «Ладно, ладно, не будем суетиться по пустякам».
– Знай мы, что вы не адвокат, нипочем не разрешили бы вам свидание с Ли.
– Вероятно. Только никто не поинтересовался моим именем и родом занятий, никто не просил меня расписаться в книге посетителей.
– Полагаю, сержант был сбит с толку.
– Вполне оправданное предположение, если вспомнить, какой умница ваш сержант.
На лице капитана заиграла дурацкая улыбочка. Мне был знаком этот тип людей. Удачливый легавый, знавший, когда надо возмутиться, а когда разумнее проглотить обиду. Искусный дипломат, вежливый блюститель закона. Но лишь до тех пор, пока не почувствует, что противник ломается.
– Ну? – буркнул он после долгого молчания.
– Я работаю вместе с доктором Ли, – сообщил я ему.
Если он и удивился, то виду не подал.
– Тоже врач?
– Совершенно верно.
– У вас, лекарей, определенно существует круговая порука, – не переставая улыбаться, изрек капитан. Вероятно, за последние две минуты он улыбался больше, чем за два предшествующих года.
– Не сказал бы, – возразил я.
Улыбка начала таять. Наверное, с непривычки у капитана устали лицевые мышцы.
– Если вы и впрямь врач, – проговорил Питерсон, – мой вам совет: держитесь подальше от этого Ли. Шумиха угробит вашу практику.
– Какая шумиха?
– Суд и прочее.
– А что, будет суд?
– Разумеется, – ответил Питерсон. – И громкий, так что вашей практике, вероятно, не поздоровится.
– У меня нет практики, – сообщил я ему.
– Наукой занимаетесь?
– Нет, – ответил я. – Трупы вскрываю.
Наконец-то его проняло. Питерсон привстал со стула, но тотчас опомнился и снова сел.
– Трупы, – эхом повторил он.
– Совершенно верно. Работаю в больницах, делаю всякие анализы.
Капитан надолго умолк, нахмурился, почесал тыльную сторону ладони и оглядел свой стол. Наконец он сказал:
– Не знаю, что вы пытаетесь доказать, доктор, но, как бы там ни было, мы вполне можем обойтись без вашей помощи. А Ли влип слишком серьезно, чтобы…
– Это еще надо доказать.
Питерсон покачал головой:
– Вы и сами знаете, что не правы.
– Не уверен.
– Известно ли вам, на какую сумму может подать иск врач за необоснованный арест?
– На миллион долларов, – ответил я.
– Полмиллиона. Но это не так уж важно: итог один.
– Полагаете, у вас есть верное дело?
– Есть, – Питерсон снова осклабился. – Конечно, доктор Ли может позвать вас в свидетели, это ясно. И вы можете наговорить сколько угодно громких слов, чтобы обдурить присяжных и произвести на них впечатление своими высоконаучными выкладками. Но вам никуда не деться от главного факта.
– Что же это за факт?
– Нынче утром в бостонской Мемориальной больнице истекла кровью и умерла девушка. И причиной тому – подпольный аборт. Вот такой факт – простой и очевидный.
– И вы думаете, что аборт сделал доктор Ли?
– У нас имеются кое-какие улики, – вкрадчиво проговорил Питерсон.
– Надеюсь, они достаточно убедительны, – сказал я. – Доктор Ли – известный и уважаемый…
– Послушайте, – оборвал меня капитан, впервые выказав раздражение. – По-вашему, эта девушка была десятидолларовой шлюхой? Нет, она была хорошей дочерью почтенных родителей. Чертовски порядочной, из замечательной семьи. Молодая, красивая, добрая. И ее зарезали. Причем не какая-нибудь повитуха из Роксбери или шарлатан из Северного района. У нее достало ума не обращаться к ним. Да и денег было достаточно.
– Почему вы считаете, что аборт сделал доктор Ли?
– Не вашего ума дело.
Я передернул плечами.
– Поверенный доктора Ли задаст вам тот же вопрос. Это будет его ума дело. И если вы не сможете ответить…
